Изгнание

Впереди, чуть правее возвышался Беильел-Колледж, он сильно отличался от того колледжа, который знала Николь. В ее веке от викторианской архитектуры в облике этой постройки, которая была заложена как первое здание университета еще в 1282 году, не осталось почти ничего. Теперь же она увидела две высоченные башни и квадратный монастырский двор. Инстинктивно Николь повернула голову налево, где должны были находиться театр «Аполон» и Оксфордский драматический театр, но, конечно, их там не было. Прямо перед ними посреди улицы стояла церковь Святой Магдалины, а слева от нее – ряд домов. Напротив них, рядом с любимым колледжем его преосвященства архиепископа – Сент Джонс-колледжем – возвышался дом, почти такой же красивый, как и сам колледж.

– Вот он, – коротко бросил Карадок, – тот самый дом, где расположился лорд Джоселин.

– Эти хоромы сгодились бы и для самого короля, – проговорила Эммет, расширив глаза.

– Ты почти угадала. Этот дом принадлежит кому-то очень важному.

Повозка заехала в ворота и по извилистой дорожке подкатила к ступенькам, ведущим к парадной двери. Николь не проронила ни слова, слыша только тяжелый стук своего сердца. Хотя она и уверяла себя в том, что она современная женщина из двадцатого века и может выпутаться из любой ситуации, сейчас она думала лишь о том, стало ли Джоселину каким-то образом что-то известно о ее отношениях с Майклом. В тот момент, когда повозка остановилась, и Карадок помог ей выйти из нее, прежде чем вытащить оттуда Эммет, актриса почувствовала, что дрожит. Потом вдруг неожиданно к ней пришло спасение. От сонного слуги, который провожал ее в дом, Николь узнала, что лорд Джоселин уехал вместе с принцем Рупертом и вернется только вечером.

– В таком случае, я хочу что-нибудь перекусить, а потом немного отдохнуть, – сказала она, почувствовав облегчение от того, что все самое страшное откладывается до вечера.

– Конечно, миледи, – ответил слуга и пригласил уставшую грязную компанию пройти в переднюю.

Николь, однако, зашла не сразу, она помедлила на пороге, внимательно осматривая дом, в котором ей теперь предстояло жить.

Дом, который Джоселину Аттвуду удалось каким-то образом заполучить под жилье, был поистине великолепен. Он был построен в классическом стиле, и огромное количество освещенных солнечным светом окон делали его величественным и просторным. Пол в прихожей, в которую выходили двери почти всех основных комнат, был выложен черным и белым мрамором, богато отделанный потолок имел форму креста, а перед каждой дверью стояло по две ионических колонны с треугольными фронтонами. В архитектуре Николь никогда не была сильна, так что все, что она могла установить из своих наблюдений, что дом построен в течение последних пятидесяти лет.

Прихожая, в которую она вошла и села на один из стульев с высокой спинкой, стоящий перед камином, была тоже очень красивой. Одну стену полностью занимал огромный ковер, изображающий мифологическую сцену с Венерой и Вулканом, в нем преобладали яркие красный, зеленый и синий цвета; на другой висел ковер с изображением сцены охоты. Огонь горел в камине, выполненном в геральдическом стиле. Цвет пламени, а также красные оттенки, преобладающие в гобелене и картинах, прекрасно гармонировали с турецким ковром и тяжелыми занавесками на окнах.

– Ну, что скажете? – спросила Эммет, внимательно наблюдавшая за хозяйкой.

– Просто потрясающе. Интересно, кому это все принадлежит?

– Вы сможете это узнать, когда вернется хозяин.

– Странно, что ты называешь лорда Джоселина хозяином, хотя сама еще ни разу не видела его.

– Теперь, когда вы расстались с Майклом, я знаю, что хозяин – он.

Николь наклонилась и взяла Эммет за руки:

– Я прекрасно понимаю, что ты знаешь о наших отношениях с Майклом, поэтому мне нет смысла говорить тебе об этом. Единственное, о чем я хочу тебя попросить, – ничего не говори моему мужу.

Служанка посмотрела ей прямо в глаза:

– Зачем вы это сделали?

– Я думаю, в этом была физическая потребность, – честно ответила Николь.

Эммет ничего не ответила, но посмотрела на нее своим внимательным «птичьим» взглядом так пристально, что Николь не выдержала и отвернулась, уставившись на пламя. К счастью, в этот момент открылась дверь, двое слуг внесли подносы с едой и поставили их на стол, чем сделали дальнейшее обсуждение аморального поведения Николь невозможным. Несмотря на голод, Николь обратила внимание, что на столе появились блюда, неподходящие для еды в это время суток: целая гора устриц и анчоусов, а также пиво и вино. Понимая, что ее желудок не сможет воспринять такую пищу, Николь попросила принести ей кусок хлеба с джемом, чем сознательно придала себе репутацию привередливой особы. Эммет, однако, от души поблагодарив, с удовольствием налегла на еду и налила себе огромный бокал пива. Ребенку Николь тоже не рискнула дать тяжелой пищи, и Миранда с удовольствием съела хлеба с вареньем, которое намазывала ей «мать».

– А теперь я собираюсь лечь, – сказала Николь, возвращая ребенка Эммет. – Разбуди меня, если вернется муж.