Изгнание

Дилемму, как привлечь внимание товарища, помешанного на Античной Эпохе, причём на выставке, посвященной этому времени, нимфа, с упоением продолжавшая играть в суперагента, решила, долго не думая. После нескольких штрихов по модернизации приобретенных сегодня нарядов, два лёгких и воздушных платья в стиле, отдаленно напоминающем греческий, превратились в две античные туники, украшенные золотыми ремешками. Тонкими, мягкими золотыми ремешками Ида и наши ножки оплела, до самых колен, получились настоящая, ну ладно, почти настоящая древняя обувь.

Моё платьице ярко-кораллового цвета, с одной лямкой через плечо, перетянутой опять-таки тонким витым золотым ремешком, было стянуто двумя более широкими ремешками под грудью, а подол юбки представлял собой два ассиметричных треугольника — спереди покороче, сзади более длинный. Причём скроено так, что с одного боку — платье выглядит мини, в котором заманчиво мелькает моя довольно, кстати, стройная ножка, с другой — макси, но макси с разрезом, в котором проглядываются очертания другой. На запястья — одинаковые широкие браслеты под золото, на голову — золотой греческий ободок поверх длинной, ассиметричной, на один бок зачесанной челки.

Надо сказать, то, что внешность у меня яркая, я и раньше знала — высокий, по мне так, даже слишком высокий рост — (метр восемьдесят пять!), ярко-рыжий цвет волос (никто, кроме Латаны не верит, что настоящий, в природе таких оттенков просто нет), греческий профиль (чтоб его!), черные тонкие брови дугой, немного ассиметричные, но меня это не портит, скорее, придает такой немного недовольный, даже, пожалуй, стервозный вид, большие, темно-зелёные глаза, и четко очерченные пухлые губы. Канонической красавицей не назовёшь, но внимание я всегда привлекала. А поскольку с детства терпеть не могу, когда на меня пялятся, с начала переходного возраста начала прятаться за широкими, бесформенными штанами, толстовками с капюшонами, майками свободного кроя. Густые, вьющиеся крупными локонами, блестящие и тяжёлые волосы, растущие с космической скоростью, каждый месяц безжалостно обрезались, причём даже на убывающую луну, и без толку. Всё равно каждый месяц прибавлял мне по нескольку сантиметров, с которыми я опять цинично расставалась в ближайшей парикмахерской. Что ж поделаешь, если они никак не поддавались окрашиванию! Чего я только не пробовала! Пыталась их высветлить, затемнить, перекрыть невзрачным русым цветом, даже выкрасить в угольно-чёрный. Никакой реакции, если не считать странной аллергии Людмилы, парикмахера. Причём чем дальше я усердствовала, навещая салон уже с собственноручно приобретенными красящими средствами, по обещанию рекламы, ультрастойкими, мне казалось, что Мила начинает чихать и кашлять, стоит мне только переступить порог парикмахерской. Ладно. Состригаются, и на том спасибо. А что каждая стрижка безвозвратно тупит ножницы, то не моя вина. И не надо мне рожи строить. Это я об администраторе салона. Не виновата я, что так не повезло с внешностью, которую за километр видно. Что уж говорить о косметике — пожалуй, можно и вовсе промолчать. Лана только вздыхала, когда я в пятнадцать лет принялась пользоваться тоналкой. И не для того, чтобы сделать кожу более ровной и гладкой, нет, с этим проблем у меня не было. Не как у нимфы, конечно, но тоже вариант. Я каждое утро перед выходом из дома наносила на лицо и шею тональный крем отвратительного серовато-синюшного оттенка, который как будто специально для больных тифом фавнов изобрели. Шучу я. Не болеют фавны тифом. Это была единственная возможность сделать цвет лица немного более тусклым. Ну, как у всех людей, что ли. И всё равно на меня пялились. Рррр…

Что уж говорить о моём виде, когда я после того, как Ида в последний раз поправила ободок в волосах, и милостиво разрешила взглянуть на себя в зеркало. То существо, что я там увидела, действительно превзошло самые худшие мои ожидания. Хотя, если по чесноку, существо скорее было то, что до.

А когда эльфийка умилительно-завистливо вздохнула:

— Какая же ты красивая, Артемис…

Я и вовсе жалобно застонала.

Передо мной стояла небожительница. Тут ни к пифии, ни к оракулу ходить не надо. Зеленоглазая, с решительно сжатыми пухлыми, четко очерченными губами, высокая, яркая такая, что глаза слепит. Мягкие складки кораллового платья делают округлым всё, что должно быть округлым, золотые ремни подчёркивают тонкую талию. В прорезях туники мелькают умопомрачительно длинные и стройные ноги. Узкие длинные пальцы, изящные запястья. Я никогда себя такой не видела. Какая-то я… Взрослая, что ли? Это как-то грустно. Неожиданно я для самой себя выросла. Захотелось сорвать с себя эти тряпки, умыться, и послать подальше папочку с его Свитком.

Но вспомнила следователя-вампира, уставшего, с сединой на висках, и его равнодушное: «Лицензия на охоту». Вспомнила, как билась в руках поганца-Туманова Ида, и довольный взгляд братца, и его циничное: «Сам бы пил, да людям надо»…