Изгнание беса (сборник)

Пискнула, точно умирающая, электронная блокировка. Дверцы машины встопорщились, как у жука, грохнувшегося о камень. Видимо, Миша-шофер тоже соображал, что следует делать. Однако никакие соображения, разумеется, помочь им уже не могли. Он рванулся и даже сумел ухватиться за толстую ручку дверцы. Пальцы вцепились в нее, пупырчатая пластмасса пружинила. Спасение, как ему показалось, было уже совсем близко: он видел асфальт, чуть скошенный для стока воды к поребрику тротуара, видел сам тротуар и за ним – распахнутую тихую черноту ближайшей парадной, видел светло-оштукатуренные стены дома вокруг нее. Он видел даже – так ему показалось – ступеньки старой каменной лестницы. Хорошо бы было очутиться сейчас на площадке третьего или четвертого этажа. Он видел все это отчетливо, как будто озаренное магнием. Он видел даже сухую твердую грязь, забившуюся в трещины камня. Или, по крайней мере, ему только чудилось, что он все это видит, потому что в ту же секунду удар страшной огненной силы подбросил машину в воздух, перевернул набок, действительно как мертвое насекомое, протащил пару метров и опрокинул вверх еще вращающимися колесами. Тонкая металлическая коробка вмялась. Лопнули стекла. Его отшвырнуло обратно в движущуюся тесноту сидений. Он успел заметить еще сыплющийся сверху колючий мусор, запрокинутое лицо Касима, на котором, будто на муляже, свивалась в жгут каждая мышца, заворачивающиеся от жара, черные, точно живые, лохмотья обшивки. Он это также еще успел каким-то чудом заметить. А затем новый удар, такой же огненный и такой же свирепый, как драконья лапа, обрушился на машину сразу со всех сторон, смял ее, крутанул, прочерчивая белые борозды по асфальту, и, безжалостно пожирая все, что еще осталось, яркой вулканической лавой вспыхнул внутри салона…

Это были минуты, всегда наступающие после оглушительной катастрофы. Нападавшие в серых комбинезонах брызнули во все стороны и будто провалились сквозь землю. Смолкли последние распоряжения, отданные, впрочем, вполголоса. Стих проглоченный переулками шум отъезжающих автомобилей. Еще не появилась милиция, вызванная уже, вероятно, жителями ближайших домов, а сами жители, испуганные внезапной стрельбой и взрывами, по-видимому, не рисковали еще показываться наружу. Пустынна была асфальтовая весенняя улица, и пустынны – взирающие на нее провалы парадных и подворотен. Никто не видел поэтому, как из стремительно прогоревшей, опять перевернутой и ставшей вновь на остатки колес машины, где и пламени, как такового, уже почти не было, а был только удушливый едкий дым, источаемый тлеющим поролоном, отодвинув изнутри зазубренные клешни металла, показалась сначала одна черная, как уголь рука, а через секунду – вторая, далее просунулось из ватного дыма нечто, напоминающее обгоревший капустный кочан, и вдруг странная, как бы спекшаяся наружной коркой фигура отделилась от коптящего остова.

Лицо у нее было тоже не по-человечески черное, остатки одежды еще вскипали на теле сажистыми пузырями, угольные разломы зияли поверх каждого движущегося сустава и оттуда, из раскаленной, по-видимому, огнедышащей глубины исходили завитки серого дыма.

Фигура эта секунду стояла, пошатываясь, как неживая, а затем повернулась и, неуверенно переставляя ступни, двинулась через улицу. Чувствовалось, что каждый последующий шаг дается ей все легче и легче. Голова ее поднялась, сутулые обгоревшие плечи понемногу расправились, подошвы бывших ботинок перестали волочиться по мостовой, а с безвольно опущенных рук, где вразнобой, как на ниточках, покачивались длинные пальцы, постепенно переставали срываться и падать на пыльный асфальт тягучие смоляные капли…

Дома он прежде всего цыкнул на перепуганную жену, чтобы ни в коем случае не выпускала пока из комнат Демчика и Маришу: незачем детям смотреть на него в таком состоянии; заодно – чтобы не суетилась и вздумала, например, звонить в «скорую». Обойдется; пожалуйста, без лишних переживаний. Вообще – чтоб исчезла куда-нибудь и больше не появлялась. Впрочем, пусть сначала приготовит ему какую-нибудь одежду. Затем он, оставляя черные следы на паркете, прошел в ванную, заперся и включил горячую воду.

Лег он в нее, будто в расплавленное железо. Боль была дикая, и в первый момент он чуть было не закричал во весь голос. Сдержался, в основном потому, что не хотел паники в доме, но мучительный жидкий огонь хлынул, казалось в каждую трещинку. Не было никаких сил терпеть это. Тело согнуло дугой, будто через него пропустили ток высокого напряжения. Хуже всего было то, что он почти ничего не видел. Пальцы его судорожно скребли по белой гладкой эмали.