Патриарх сказал:
– Незачем направлять вас в армию, Милн. Поздно. Лет тридцать назад это, возможно, имело бы какой-то смысл, но не теперь. Война проиграна. Впрочем, и тридцать лет назад тоже не имело смысла: тогда решали, не генералы, а совсем другие люди.
Милн пожал плечами:
– Помойка не есть артефакт развития. Помойка есть неизбежный порок нашего общества. Вы осуществите Поворот истории, технический скачок, и она возникнет на сто лет раньше – только и всего.
– Ладно,- миролюбиво заметил Патриарх.- Вы, конечно, меня переспорите. Вы научились дискутировать у себя в университете. Я хочу сказать другое: с вами была девушка, Милн, подумайте о Жанне.- Он посмотрел, какая будет реакция. Реакции не было. Милн сидел – нога за ногу.-
Милн сухо сказал:
– Разве я отказываюсь работать на вас? Я не отказываюсь. Но Жанна пойдет со мной.
– Жозефиной Богарнэ?- ядовито спросил Патриарх.- Нет, Милн.. Жанна останется здесь, тогда мы будем уверены, что вы обойдетесь без самодеятельности. Обещаю вам, с ней ничего не случится.
Милн немного подумал.
– У меня вопрос,- сказал он. – Пожалуйста.
– Что происходит с теми людьми, которых мы замещаем?
Патриарх выпятил нижнюю губу.
– Вы играли в бильярд, Милн? Шар бьет по шару? Мы вышибаем их дальше в прошлое. Если хотите – да!- убиваем их!
– Хорошо,- сказал Милн.- Но давайте быстрее. Надоело. И не думайте, что вам удастся обмануть меня. Пока я не буду уверен, пока я не буду уверен до самого конца …
– Не беспокойтесь – устало сказал Патриарх,- получите свою Жанну.
Он был разочарован. Неужели они ошиблись? Настоящий .Наполеон при упоминании о Жанне просто бы пожал плечами.
– Завтра же начинайте подготовку,- приказал он.
– Сегодня же,- ответил ему Милн.
Обоих привезли вечером, когда остывающее солнце,, потрескивая, уходило в длинные темно-зеленые тучи на
горизонте и багровые тени протянулись от ворот через весь двор. Чингисхан сдался сам, не выдержав жажды, и его прикончили дезертиры, а Праксителя загнали в здание вокзала, под искореженную арку, у него был пистолет, он отстреливался, а когда патроны кончились, бросился с пятиметровой высоты на бетонную площадь.
Милн сидел у окна и видел, как. черный «пикап» с кровавыми, грубо намалеванными крестами въехал во двор й санитары в серых халатах выкатили из него носилки.
– «Скорая помощь»,- сказал кто-то.
Все побежали. И Милн побежал тоже. Но в коридоре пропустил других и, прижавшись к пластиковой стене, осторожно кося по сторонам, прочел записку. Записку только что сунул раздатчик – не глядя, хмурыми руками: «Встретимся в преисподней». Подписи не было. Он скатал крохотный промасленный шарик и проглотил его.
Преисподняя!
Механизм запуска таков, что кандидат должен быть обязательно идентичен темпору – месту персонификаций. Это возможно в двух случаях: если уходишь в повтор – в собственное прошлое, тогда совмещаешься с самим собой, идентичность полная. И второе – когда идешь по программе и замещаешь реальное историческое лицо, подобие которому достигается в результате подготовки.
Вот и все. Третьего пути нет. Третий – преисподняя.
Он спустился во двор и вместе со всеми подошел к тому, что лежало на носилках.
Авиценна, немного впереди, сжимал слабые кулаки.
– Зачем уродовать?-тихо говорил он.- Убили бы – просто . ..
Старший санитар, закуривая, охотно объяснил:
– А чтобы веселее было смотреть. Ты сбежишь, и с тобой то же будет.
– Мразь. Тупое мужичье,- сказал Авиценна.
Между кучкой санитаров с автоматами и толпой было метра три неживого пространства.
Непреодолимый барьер.
– Превратили страну в Помойку, а теперь – что? Тушенкой вас кормить?- сказал старший.
Санитары глядели угрюмо. Как голодные волки. Крикни им – разорвут. Их набирали из фермеров, и они люто ненавидели городских за то, что земля не родит, за то, что сын в армии, за то, что пришлось бросить распаханную отцовскую ферму и перебраться в город на благотворительные подачки.
Милн взял Авиценну за локоть и втянул обратно:
– Не связывайся.
– Ладно,- сказал Авиценна.- Пойдем ужинать. Грюневальд, стоявший рядом, наклонился к ним:
– Австриец что-то затевает. Весь третий сектор не вышел на занятия.
– Наплевать,- сказал Авиценна.- Хоть бы они сдохли, паразиты.
И пошел через двор – тощий, нескладный, метя пыль полами стеганого халата.
– Не нравится мне это,- бубнил Грюневальд.- Ты слышал, что изменили план запусков?
– Я иду вне очереди,- рассеянно ответил Милн.- Извини, Грюн, мне пора.- Догнал Авиценну и насильно повернул его за угол, где была глухая стена.- Слушай, Авиц, что такое преисподняя?
У Авиценны вспыхнули черные восточные глаза на худощавом лице …
– Откуда ты знаешь?
– Знаю,- сказал Милн.
– Это старт в ничто, уничтожение оттуда не возвращаются …