— Вы ешьте, ешьте, — скоро придет рассыльный за посудой, — напомнила она хозяевам подвала. Расслабляться она не позволяла ни себе, ни другим.
Запив сигаретный дым глоточком сока, Стэфани властно и деловито спросила:
— Ну как?
— Что, как?
— Как наш час отдыха?
— Это не отдых, — сказала женщина, облизывая пальцы от бисквита.
— А что же это?
— Это праздничная трапеза.
— А вы не глупы, — медленно, с расстановкой сказала Стэфани и обратилась к мужчине:
— А как вы?
— Что я?
— Относитесь к свершившемуся?
— Цыплят по осени считают, — заметил он и заинтересованно посмотрел на оставшийся кусочек сыру.
— А вы мне все больше нравитесь.
— Привыкаем.
— К чему?
— К общению.
— Какому?
— Взаимному.
Женщина аккуратно складывала в салфетку остатки хлеба. Взгляд Стэфани ее не смутил.
— Быть бы такому в работе.
— Чему?
— Чтобы вы нравились нам.
— А вы мне.
— Поживем — увидим. — Умиротворенность не мешала мужчине быть немножко скептичным.
За такой взаимодовольной беседой застал их разносчик обедов на дом. Он быстро и ловко стал укладывать посуду в короб и убирать все со стола.
— Можно я заберу оставшиеся фрукты и хлеб? — спросила застенчиво женщина.
— Это все ваше, — недовольно буркнул разносчик и положил счет перед Стэфани.
Она внимательно изучила каждую цифру, достала из сумочки ручку и подписала.
Мужчина наблюдал за ней. Она, еще раз взглянув на последнюю цифру, протянула через стол ему счет:
— Подпишите и вы.
— Что это?
— Счет.
— За что?
— За обед.
— За этот? — мужчина кивнул на уже убранный стол.
— А то какой же?
— Я должен платить?
— Мы.
— Как это понять?
— Обед я взяла в кредит за счет нашей мастерской.
Мужчина молча взял счет, ручку, медленно подписал и подал разносчику. Тот положил его в карман форменной куртки и удалился. Он уже понял — чаевых здесь не будет.
Спокойствие мужчины было напряженным.
Женщина складывала скатерть, аккуратно распрямляя края.
Стэфани встала и решила быстро раскланяться, но мужчина остановил ее вопросом:
— Чья это мастерская?
— Хотите точность?
— Да.
— Наша.
— Так. Ясно, — он потрогал заскорузлым пальцем нос.
— Есть еще вопросы?
— Конечно.
— Давайте.
— У нас уже есть счет в банке?
— Нет.
— Есть кредит?
— Нет.
— А как же с машиной, праздничной трапезой?
— Я сказала: работайте, как работали и еще лучше, а финансовыми вопросами я займусь сама.
— А мы…
— Работайте! До свидания.
Стэфани удалилась так быстро, будто не ушла, а растаяла, как дым.
— Может я сейчас проснусь? — сам себе сказал мужчина.
— Нет, Джек, давай работать.
Глава 8
Стэфани стояла на крыльце гостиницы «Свинья и дудка» и рассматривала здание с вниманием искушенного покупателя. Она уже обдумала, что и как можно с ней сделать, но еще решала в уме некоторые вопросы. Обошла здание со всех сторон. Всюду неухоженность и мерзость запустения. Природные условия: река, запущенный сад, запущенное побережье — требовали вложения денег и разумного управления. Она еще раз посмотрела на вывеску и решительно вошла в помещение.
Ничего не изменилось в кофейне с того дня, когда она спустила с лестницы в этой гостинице Эндрюса Блэкфорда. Изменилась она гама, и хозяин, который появился из внутренней двери, естественно, не узнал ее.
— Чего изволите, мадам? — вежливо спросил он.
— Я ищу работу.
— У нас работы нет.
— А я думаю, что есть.
— Мало ли что вы думаете, — старик стал нервничать.
— Хорошо. Я хочу выпить чашечку кофе.
— Это можно, — вежливо сказал он и удалился.
Кофе Стэфани, спустя минут двадцать, принесла седая старушка. Платье на ней было покроя тридцатилетней давности и пахло тленом и плохим мылом.
— Ваш кофей, мадам, — сказала она и поставила на стол немного выщербленную чашку.
— Благодарю вас.
— Не стоит, сказала старушка и стала удаляться, как-то боком проходя между столами.
Когда старушка уже почти дошла до двери, она услышала у себя за спиной звон разбитой чашки.
Она с испугом повернулась, не смея сдвинуться с места.
— Простите, — сказала Стэфани. — У меня упала чашка и разбилась.
Старушка приблизилась к столу, где сидела Стэфани, и трясущимися губами сказала:
— Эту посуду покупал еще мой папа.
— Оно и видно.
— Что видно?
— Что посетители за долгие годы обглодали ее края.
— Не надо смеяться, мадам. Мы с мужем гордимся своей гостиницей и посудой — она такая старинная.
— Она не старинная, а просто старая.
— Это одно и тоже.
— Нет.
— Я не хочу с вами спорить, но вы должны уплатить за кофе и чашку.
— И не подумаю.
Старушка с испугом посмотрела на Стэфани, но продолжала настаивать:
— Но вы разбили…
Стэфани была женщиной без сантиментов, когда дело касалось денег.
— Она сама разбилась. От ветхости.
— От чего, простите?
— От старости.
— Не поняла. Посуда бьется от неправильного обращения с ней, а не, как вы изволили заметить, от ветхости. Вы уронили…
— У нее отломалась ручка, и она упала.
— А блюдечко, мадам?
— Все это просто рассыпалось в моих руках, я даже не попробовала того, что вы считаете «кофеем».
— Но вам придется платить за все.
— Я же сказала — нет.
— Так не поступают порядочные люди.
— Вот видите, вы уже меня оскорбляете!