Изгнание из Эдема. Книга 1

Фархшем отодвинулся немного от женщины, уже начиная себя проклинать за то, что заговорил с ней.

Но она не собиралась оставлять его в покое:

— А физические упражнения не тренируют ум?

Фархшем еще немножко отодвинулся, как ему казалось, незаметно, собираясь попрощаться, но решил еще спросить:

— А почему вас это интересует?

— Интересоваться людьми — моя профессия.

— Это интересно.

— Да.

Фархшем не понял, на что она ответила «да», но переспросить не решился и настороженно смотрел на женщину. Она пришла ему на помощь:

— Я интересуюсь людьми, которые занимаются спортом.

— Почему?

— Это тема моей диссертации.

Джон Фархшем хотел подняться и убежать: его страшили теперь слишком умные, слишком образованные дамы. Но мужское достоинство не позволило ему.

— И что же вы знаете про спорт?

— О, очень много.

Эта тема всегда интересовала Джона, и он решил, что убегать еще не надо.

— Расскажите.

— Что?

— О спорте.

— Что именно?

— Меня интересует все.

— Но вы меня немножко неправильно поняли.

— В чем?

— Ладно. Я сейчас вам расскажу, что спорт существует для людей, которые не умеют ни читать, ни думать.

— Однако.

— Мужчины легкомысленно относятся к своему делу и к политике, но очень серьезно относятся к спорту.

— Не все.

— Не конкретизируйте. Гольф позволяет мужчинам хотя бы в воскресенье собраться с мыслями. Через него они познают истинный порядок вещей.

— Интересно.

— Хорошо, если интересно. Нельзя сделать вид, что ты выиграл, если ты проиграл, или, что ты сделал хороший удар, если ты промазал.

— Это точно!

— Англичане, например, выгоднее всего выглядят на поле для гольфа и хуже всего — в кабинете министров.

— Ну и что?

— Но страна нуждается не в вашем теле, а в вашем разуме. И я вас предупреждаю самым серьезным образом: если вы не будете развивать свой ум — вы не вернетесь к творчеству.

— Не надо.

— Надо. Я не случайно села возле вас.

— Ах, так!

— Сидите, я сейчас сама уйду. Но я продолжу: плохо упражняемый ум куда пагубнее для здоровья, чем нехватка физических упражнений для мышц и тела.

— Никогда не думал.

— Вы должны знать, что тело дрябнет от недостатка физических упражнений.

— Знаю.

— Так вот. Мозг тоже дряхлеет от недостатка умственной активности, а если природа создала вас мыслящим существом, последствия этого просто трагические.

— Какие же?

— От вяло работающего мозга проистекают самые различные заболевания и телесные недуги, ибо мозг формирует наш организм.

— Не понял.

— Я так и думала. Это непонятно многим.

— Почему?

— Потому, что это мое открытие при работе над диссертацией. Я подтверждаю это многими примерами из собственных наблюдений и опытов.

Джон Фархшем хотел попрощаться и уйти, но леди уже поднялась сама и приготовилась уходить.

— Прощайте, — усталым голосом сказала она.

— Простите, — не утерпел Фархшем, — а кто же вы по профессии и почему так пространно говорили со мной? Это не просто…

— Да — это не просто, — поспешно сказала она, явно спеша куда-то к определенному времени. — Я врач-психолог. А за вами в клубе наблюдала несколько месяцев. Прощайте.

Она повернулась и широким шагом спортсменки быстро удалилась от Фархшема.

Джон потряс головою, как будто хотел стряхнуть с себя неожиданно свалившуюся на его лекцию. Он давно не любил неожиданностей, которые его бесконечно поджидали, пока он жил со Стэфани. Умные женщины его утомляли. Он и теперь почувствовал большую усталость, чем когда садился на скамейку.

Он встал, оглянулся кругом, и не спеша, но еще красивым спортивным шагом направился к воротам — выходу из парка. Он не смог обдумать один вопрос, который собирался, присев на скамейку. Эта женщина спутала все его мысли и направила их совсем в другую сторону.

«Пойду к Полленьке», — сам себе пробормотал он.

Глава 10

Небольшой сквер возле здания больницы. В коляске сидит Эндрюс Блэкфорд. Перед ним столик, на котором лежит в беспорядке несколько журналов, и стоит стакан с каким-то напитком. Но все это не интересует больного. Он сидит без движения и смотрит в одну точку.

Блэкфорд постарел, обрюзг, и на лице его нет привычного самодовольного выражения. Привычное раздражение и брюзгливасть — это все, что можно прочитать на его лице.

К нему приближается сиделка с подносом, накрытым салфеткой:

— Будем завтракать, сэр, — мягко, но властно, говорит она и смотрит на столик.

— А что вы принесли? — заинтересованно посмотрел в ее сторону Блэкфорд.

— Уберите журналы, и я поставлю поднос, — не отвечая на его вопрос, сказала сиделка.

Блэкфорд с неохотой отодвинул в сторону журналы, проворчав:

— Надо готовить меня к завтраку.

— Я и подготовила — вывезла вас на воздух, поставила около вас столик.

Она аккуратно поставила поднос, сняла салфетку и заправила ее Блэкфорду за воротник, расправила ее и поближе подвинула поднос:

— Прошу вас, сэр.

— Я не заказывал яиц, — с раздражением сказал Блэкфорд, рассматривая поднос.

— Не знаю, сэр.

— Как это вы не знаете?

— Что мне подали, то я и принесла, сэр.

— Отнесите назад!

— Не могу, сэр. Мне велено вас накормить.

— Но не этим.

— Не капризничайте, сэр, — привычно присела рядом с ним сиделка. — Сейчас я вам почищу яйцо, и вы прекрасно позавтракаете.