Изгнанник

Александр в одних трусах ходил из угла в угол, время от времени поглядывая в окно номера. Внизу проехало такси, потом грузовик, милицейская машина. Где-то там был Мартен. Где-то… Но где?

Пока ни Мурзин, ни кто-либо другой из его подразделения не смог выяснить, что случилось, после того как Мартен прошел паспортный контроль в Шереметьево. Получалось, что он просто вывалился наружу в безликой массе пассажиров и исчез, будто город поглотил его без следа.

Примерно то же должен был чувствовать Джон Бэррон в Лос-Анджелесе, когда рыскал по всем уголкам города в поисках Реймонда Оливера Торна. Но тогда Бэррону помогали средства массовой информации и девять тысяч сотрудников лос-анджелесского полицейского управления. А у Александра не было возможности объявить всеобщую тревогу. Потому-то они и не стали давать ориентировок ни пограничникам, ни таможенникам.

Это вам не сталинские времена. Уже не советский режим, но еще и не царизм. Прессу, конечно, немножко давят. Но если дело не доходит до прямой критики в адрес правительства, ограничения на свободу слова не столь уж велики. А пресса — она везде пресса: у репортеров обширные связи. К тому же есть Интернет. Узнай кто-нибудь, что брат царицы остался жив, и следующей об этом узнает сама Ребекка.

Принимая все это во внимание, выследить Мартена нужно было не только быстро, но и искусно, а главное, тихо. Было обещано немедленно выплатить крупную премию любому, кто укажет местонахождение Мартена. Однако его имя и причина розыска не назывались. Люди Мурзина оперативно отпечатали сотни копий фотографии Мартена с визы и раздали их avtoritetam — главарям российских мафиозных группировок. Под «охраной» этих группировок находились работники аэропортов и железных дорог, служащие отелей и ресторанов, водители такси, транспортники, муниципальные чиновники. Для подстраховки к операции подключили fartsovchikov — уличных дельцов черного рынка, blatnych — городскую шпану, а также patsanov — так называли себя бандиты помоложе и помельче. На всех этих типов вполне можно было положиться: они знали, когда нужно держать рот на замке, а глаза — широко открытыми. К тому же готовы были продать за твердую валюту хоть отца родного. А поскольку у этих людей имелись сотовые телефоны, быстрый сигнал о появлении Мартена был фактически гарантирован.

32

Поезд «Красная стрела», 6.25

Держа стакан с чаем, Коваленко засмотрелся в окно. Утренний свет едва тронул холодные серые просторы. За окном сменяли друг друга леса и водоемы: реки и ручьи перемежались с озерами и прудами. То там, то сям мелькали пятна еще не до конца сошедшего снега. Холод все еще прятался под голыми деревьями, которым предстояло зазеленеть лишь через несколько недель.

— Я тут подумал о вашем друге — детективе Хэллидее. — Коваленко посмотрел на Мартена, который сидел у противоположной стены маленького купе, держа свой стакан чая.

— Я говорил вам, что был с ним знаком, — мягко возразил Мартен. — Но не говорил, что он мне друг.

Русский, похоже, снова давил на него, как раньше, в Швейцарии. Но почему?

— Можете называть его, как хотите. В любом случае это был неординарный человек.

— Что вы имеете в виду?

— Вспомните результаты вскрытия. Уже после того, как он был убит, у него нашли рак поджелудочной железы. Жить ему оставалось месяц, от силы два. Тем не менее он без раздумий отправился в Париж, хотя у него уже был куплен билет в Буэнос-Айрес. И все это ради того, чтобы разузнать про Альфреда Нойса и сесть на хвост Реймонду Торну.

— Он неравнодушно относился к своему делу.

— Какому делу?

Николас недоуменно встряхнул головой:

— Не совсем понимаю вас.

— Ну как же, товарищ! А знаменитая бригада пять-два? Он служил там задолго до того, как о Реймонде Торне вообще стало слышно. Командовал бригадой Арнольд Макклэтчи, всеобщий любимец, не так ли?

— Не знаю.

— Вы с ним когда-нибудь встречались?

— С Макклэтчи?

— Да. — Коваленко изучающе смотрел на него.

Мартен замялся, но совсем ненадолго. Ему не хотелось, чтобы русский заметил его неуверенность.

— Встречался как-то раз, мельком.

— И каков он был из себя?

— Высокий, суровый. В общем, мужчина, который знает, чего можно ожидать от жизни.

— И все же Реймонд, то есть, извините, престолонаследник, убил и его.

Мрачный кивок.

Коваленко задержал на нем взгляд еще на секунду и опустил глаза.

— Что ж, как ни крути, а Хэллидей душой и телом был предан своей бригаде. Даже после того, как бригаду распустили, а его самого вытурили из полиции, он остался верен своему делу настолько, что заплатил за это по самой высшей ставке. Даже не знаю, способен ли на это я или, скажем, кто-нибудь другой. Вы-то как думаете, товарищ?

— Я всего лишь студент, который учится правильно разбивать парки. Архитекторам-ландшафтникам обычно не приходится проходить через такие испытания.

— Разве что в тех случаях, когда они пытаются вырвать свою сестру из лап умалишенного.

Мартен отхлебнул чаю и откинулся назад. Теперь уже он внимательно изучал Коваленко.

— На кого вы работаете? — спросил он наконец.

Коваленко ухмыльнулся: