Бросать Кинжал я не стал. Мало ли, ну вдруг всё-таки пригодится? После чего мы, наконец, выстроили цепочку и осторожно двинулись вперёд.
Предчувствие меня не обмануло. Мы прошли через какой-то довольно узкий коридор, и как только он закончился, и пространства стало больше, перед нами вспыхнули факелы.
Помещение было не очень большое, насколько мне хватало глаз, метров десять на двадцать. Позади нас дверь при этом не закрылась. Мне пришлось себе напомнить, что в прошлый раз Хранительница находилась непосредственно в Храме, ждала меня и изо всех сил давила, чтобы я не дошёл. Здесь же наверняка большая часть таких вот побочных механизмов (по типу закрывания дверей уже пройденного пути, чтобы нагнать страху) уже не работала. Что, впрочем, не отменяло того, что механизмы, призванные не впустить нас вперёд просто так, работали как положено. В противном случае Храм бы давно уже взломали и прошли. Мне упорно казалось, что и Йегерос, и Фартхарос знают про него гораздо больше, чем показывают. Просто… наверное, когда я впервые появился в этом мире и показался им на глаза, они на какое-то время поверили, что им в жизни не придётся приближаться к этому месту. Потому что очень хотели в это поверить.
— И… что нам делать? — спросил Фартхарос, оглядывая комнату.
— Должна быть какая-то подсказка, — ответил я, — конечно, если это место создавал тот, о ком я думаю, пройти эти загадки будет очень сложно. Но возможно.
— Я не пойму, — пробормотал Йегерос, ощупывая стены, — здесь что-то изображено, или мне кажется.
Я снова огляделся. Двенадцать факелов освещали какой-то постамент… или стол, стоящий по центру. По этой причине, действительно, стен было не разглядеть. В этот момент, присмотревшись к огню повнимательнее, я внезапно понял, что это пламя мне знакомо. Несмотря на то, что оно было стандартного жёлто-оранжевого цвета, в нём нет-нет, да и мелькали зелёные, синие и фиолетовые искры.
Я осторожно протянул руку к огню… и в следующий момент меня по руке больно ударил Фартхарос.
— Ты сдурел? — прорычал он, — что творишь?!
— Не мешай! — огрызнулся я, — мне кажется, если мы не можем осмотреть стены, но на них что-то изображено, значит, выход остаётся один из одного. Это пламя наверняка можно взять в руки. Я такое уже встречал.
— Так, а зачем тебе себя калечить? — подключился Йегерос, — мы здесь для того, чтобы ты прошёл этот Храм до конца! Значит, всякую неведомую опасную фигню будем пробовать в первую очередь!
Он подошёл к радужному пламени и протянул в него руки… чтобы потом с диким воплем боли отскочить от него.
— Проклятье! — взвыл он, поспешно тряся руками и дуя на них, — в жизни не было так… какого… что за…
Он поражённо смотрел на свои ладони. От ожогов не оставалось и следа.
— Дай я попробую, — сказал Фартхарос, — с самого начала мне надо было. Я, как-никак, с огнём всю жизнь управлялся.
— Подожди! — сказал я, — если это тот огонь, что я думаю, то так просто ты его не возьмёшь.
— И как правильно? — скептически спросил Фартхарос.
— Закрой глаза. Успокойся. Постарайся полностью очиститься от негативных эмоций. Расслабься и постарайся думать только о хорошем. Подумай о чём-то, чем ты гордишься, что делало тебя счастливым. Например, о своей семье.
Несмотря на напускной скептицизм, Фартхарос честно пытался последовать моим советам. Больше минуты он стоял с закрытыми глазами, вероятно, приводя мысли в порядок. После чего, глубоко вздохнув, протянул руки в пламя.
У него это явно получилось лучше. Он сумел зачерпнуть немного огня и пронести его несколько шагов, но через несколько секунд зашипел и резко сбросил руки.
— Нет… я… я тоже не могу. Слишком больно… прости, Дэмиен, но проще умереть, чем терпеть ТАКУЮ боль.
— Значит, вариант остаётся один из одного.
Я подошёл к факелам, делая глубокий вдох. Права на ошибку больше не было. Ни Йегерос, ни Фартхарос не смогут пронести радужное пламя. Значит, это должен сделать я. Я подумал о том, как долго страдал этот мир, и как он нуждается в том, чтобы это проклятие, наконец, прекратилось. О том, что раса вимрано тоже страдает от этого проклятия, и если его не снять, они вымрут окончательно. Ну и о том, что мне есть куда возвращаться, и есть, ради кого всё это терпеть.