Изгнанник из Спарты

Аристон, бывавший здесь практически каждый день на протяжении вот уже почти восьми лет, привык к адскому грохоту печей, работающих на форсированной тяге; огромные кузнечные мехи, приводимые в действие мускулистыми руками самых сильных его рабочих, буквально вгоняли в них воздух. К этому нужно прибавить непрекращающийся стук молотков по листовому металлу, наложенному на пресс-формы из твердого дерева – таким образом выковывались надписи и барельефные изображения; шипение, издаваемое закалочными ваннами при погружении в них лезвий мечей и наконечников копий; наконец, тяжелые удары молотов о наковальни. Но привычное ухо почти не замечало весь этот жуткий шум; во всяком случае, он нисколько не отвлекал Аристона от философских размышлений на разные темы, как-то: где грань между защитой свободы и неприкрытой агрессией, можно ли вообще оправдать производство оружия, не является ли война, какими бы благородными мотивами ни руководствовались воюющие, в конечном итоге просто убийством?

Однако Сократ не привык к оглушительному грохоту оружейной мастерской. У него закружилась голова, к тому же, как и всегда, старику хотелось поговорить. Эти разговоры – столкновение умов, изучение мотивов и мыслей, проникновение в глубины человеческих душ и выявление их сути (впрочем, как правило, весьма разочаровывающей) – составляли весь смысл его жизни.

– Это просто великолепно, – произнес он. – Пожалуй, это самый великолепный щит, который я когда-либо видел. Как ты додумался до такого, Аристон?

– Ты имеешь в виду метод точного литья? Его придумал не я, Сократ, – сказал Аристон. – Я узнал его от скульптора Алкамена, когда позировал ему за деньги.

– И было это в то время, когда ты не мог достать денег даже на то, чтобы открыть эту мастерскую, – ехидно заметил Сократ. – Несмотря на то что твой покойный отец был первым богачом в Афинах!

Аристон с укором посмотрел на него. Ему все еще было тяжело вспоминать, как мучительно долго умирал его возлюбленный приемный отец. Что бы там ни говорили, а смерть всегда ужасна. Отрицание всего человеческого. Полное и бесповоротное отрицание.

– Ты же знаешь почему, – сказал он Сократу.

– Да. Я знаю. И Тимосфен был не прав. Прав был ты, при всей своей молодости. То, что достается легко, не идет человеку на пользу. А вот когда тебе приходится всего добиваться самому, это укрепляет твою волю.

Аристон невесело улыбнулся.

– Да я, в общем-то, сам ничего не добился, – сказал он. – Деньги мне дал Орхомен, а он, в свою очередь, одолжил их у твоего драгоценного Алкивиада.

Сократ тяжело вздохнул.

– Это одна из моих неудач, сын мой Аристон, – сказал он. – Видишь ли, и у меня иногда бывают неудачи. И Алкивиад – наглядный тому пример.

Аристон удивленно посмотрел на него.

– И ты говоришь об этом сейчас? Сейчас, когда он назначен стратегом, когда ему вместе с Никием вверено командование экспедицией против Сиракуз?

– Да, говорю, – заявил Сократ. – Что такое успех и что такое неудача. Аристон? Просто слова, сотрясающие воздух. Ничто. Кстати, что ты думаешь о Фукидиде, сыне Олора?

– Я думаю, что с ним обошлись несправедливо! В конце концов ему пришлось оборонять все побережье Халкидики и Фракии всего с семью триерами. Откуда было ему знать, в каком именно месте, от Потидеи до Херсонеса, Брасид нанесет удар? Неудивительно, что он потерпел неудачу под Амфиполем, а вы, афиняне, его за это изгнали.

– А в изгнании он написал фундаментальный труд по военной истории, величайший из всех когда-либо существовавших. Я прочел все, что он уже закончил. А что касается битвы, то он проиграл ее, потому что опоздал. Но я рискну утверждать, что его промедление по такому совершенно несущественному поводу обеспечит ему бессмертие. Теперь пойдем дальше: кто, собственно, победил под Амфиполем?

– Брасид, разумеется, – сказал Аристон.

– А кто потерпел поражение?

– Клеон.

– Ну а что произошло с ними обоими в тот день? И с тем, и с другим?

– Брасид умер от ран, которые он получил, идя в атаку во главе своих гоплитов. А Клеон был сражен пелтастом, когда бежал с поля боя.

– Ага, но ведь в результате оба мертвы, не так ли? Как победитель, так и побежденный? Как герой, так и трус?

Аристон молча воззрился на своего учителя. Затем его лицо медленно расплылось в улыбке.

– Твоя взяла, Сократ! Впрочем, как и всегда. Надо быть круглым дураком, чтобы ввязываться с тобой в спор. В конце концов, не прошло еще и десяти лет, как я начал учиться у тебя мудрости.

– Да-да. Целых десять лет, мой сын Аристон! Когда я впервые увидел тебя, ты был безбородым юношей, красотой затмевающим богов. Ты и теперь по-прежнему прекрасен, но уже по-иному.

– По крайней мере теперь у меня есть борода! – рассмеялся Аристон.

– И к тому же плечи, как у Орхомена. Твоя мускулатура чересчур развита, и я подозреваю, что ты нарочно это сделал, чтобы ни у одного мужчины не возникло больше желания. Но я вижу, что эта тема все еще причиняет тебе боль. Ладно, возьми свой щит. Я сейчас немного потанцую.

– Потанцуешь? – переспросил Аристон.