Изгнанник. Каприз Олмейера

Олмейер унес плачущего ребенка, капитан остался сидеть за столом, остановив угрюмый взгляд на рассыпанных картах.

– Чертов Виллемс, – тихо пробормотал он, откинувшись на спинку кресла. – Но я все равно это сделаю!

Лингард встал, сердито смахнул карты на пол и плюхнулся обратно в кресло.

– Устал как собака, – вздохнул он и закрыл глаза.

Глава 4

Настоящие мужчины сознательно или подсознательно гордятся своей твердостью, постоянством намерений, конкретностью замыслов. Они устремляются к предмету своих желаний, добродетельной, а иногда преступной цели напрямик, окрыленные твердой верой в себя. Идут по дороге жизни пленниками своих вкусов, предрассудков, антипатий и предпочтений, как правило, честно, заведомо бестолково, гордясь тем, что никогда не сворачивают с пути. А если останавливаются, то только для того, чтобы бросить минутный взгляд поверх живой изгороди, охраняющей их от опасности, на туманные долины, далекие вершины, утесы и топи, темную чащу лесов и марево равнин, где, мучаясь, влачат свое существование другие люди, спотыкаются о кости мудрецов, натыкаются на незахороненные останки предков, на полпути умерших в одиночестве темной ночью или ярким днем. Мужчина, у которого есть цель, их не понимает и, исполненный презрения, продолжает свой путь. Он никогда с него не сворачивает. Он знает, чего хочет и куда идет. Путешествие никогда не прекращается, уводит далеко, но лишено размаха; оборванный, грязный, усталый путник наконец приходит к цели и получает награду за свою настойчивость, доблесть и здравый оптимизм – лживое надгробие на темной могиле, о которой все скоро забудут.

Лингард ни разу в своей жизни не колебался. С какой стати? Он был удачливым купцом, везучим в бою, хорошо владел искусством навигации и, несомненно, слыл первым по части судовождения в южных морях. Все это он знал. Разве все вокруг его не хвалили?