Изгнанник на цепи

На меня смотрят как на дурака. Мол, спасибо вам, дорогой Алистер Эмберхарт, за ценные указания. Воспринимаю это как тренировку — впереди встреча с домашними, там на меня много кто так смотреть будет. Труп выплевывает пулю и передает её мне, вновь смотрит в глаза, кивает. Мол, сделаю. Хорошо, так как пора уходить… быстро. Времени совсем не осталось.

Далеко уйти я не успел, потеряв сознание в двух шагах от взвода полицейских, нервно поливающих из автоматов прыгающую за Момо скелетную тварь в лохмотьях. И то хлеб — значит, она всё это время была занята…

***

Гритбол — спорт старый, жестокий и очень популярный. Зародился он в Англии, среди мастерских механиков, принимающий изношенные железнодорожные доспехи, быстро завоевав мировую популярность. Люди надевали изношенные, но еще рабочие костюмы, выходя на поле, дабы как следует набить друг другу морды, выпуская пар. Так как потребность в новых экзоскелетах была всегда, то такой вид утилизации старых был признан чрезвычайно эффективным.

Было, правда, одно «но». Как всегда, при зарождении чего-то нового, пионерами становятся люди решительные, злые и азартные, грудью пробивающие себе путь к славе. Но они со временем кончаются. С гритболом это случилось довольно быстро — среди спортсменов смертность и инвалидность были просто зашкаливающими. Тогда в чью-то светлую голову пришла мысль использовать некоторые старые фармакологические разработки для поддержки спортсменов-бойцов. Родились тоники — могучие многокомпонентные стимуляторы, которыми заливались выходящие на стадион люди в доспехах. Спорт стал еще злее, кровавее и зрелищнее. Со временем родился препарат, названный «гритбольным тоником» — микстура, делающая человека на несколько часов малочувствительным к травмам, а еще злым и собранным. Минус зелья был в том, что после прекращения его действия, боец превращался в медузу на пару недель. Не буквально, а фигурально — народ буквально валялся всё это время в кровати, наслаждаясь полным расслаблением организма. Кстати, такое времяпрепровождение очень помогало заращивать переломы и прочие травмы.

Сам тоник для меня бы стоил дешевле буханки хлеба, но позволить себе заливать внутрь стандартную «химию» я никак не мог. Вместо нее у «зеленого дома» была выпита особая версия, с сильно сниженным временем как действия, так и пост эффектов. Стоила такая дрянь… немало, но я питал надежду, что пойду в академию с понедельника, а значит разлеживаться дольше не мог себе позволить.

Пока же приходилось лежать в постели, в окружении всех обитателей дома, нацепивших на лица свои самые дорогие и качественные погребальные выражения. Разумеется, за исключением Момо — та спала возле меня одетая (!) и с очень виноватым выражением лица.

Сюрреалистично.

— Мисс Легран, будьте добры сменить мне пепельницу и принести кофе, — скомандовал я, хмуро озирая похоронные лица. Рейко, для удобства демонстрации своего, залезла на кровать в ногах, где и уселась с самым решительным видом. Молча, как и остальные. Сделав вид, что только что принял решение, я обратился на этот раз к дворецкому, — Мистер Уокер, проводите всех, кроме Момо, к выходу, я нуждаюсь в уединении…

И вот тут как началось…

— Я тебе провожу!

— Да ты знаешь, как мы волнова…!

— Девушки! — перебиваю я, — Я принял препараты, которые поставят меня за пару дней на ноги. Но мне нужен покой…

— Сначала мы тебе всёёё выскажем, самоубийца чертов!

— Камилла, Эдна! Госпожа Иеками и госпожа Цурума хотят быть выкупанными!

— Да, мастер. (жутковатый дуэт одинаковых голосов).

Воцаряется недолгая суета с паническими визгами. В основном от Цурумы, так как Рейко, всё-таки, слишком компактная, чтобы успеть что-либо сделать. С протестующим завыванием она удаляется на руках у Камиллы в сторону ближайшей ванной комнаты. Эдне чуть сложнее, так как паникующая Шино обладает прекрасной длиной ног и рук, которые горничной приходится контролировать, но на результативность усилий это не влияет — телохранительницу легко обезвреживают и стремительно утаскивают, судя по всему, туда же, куда и Рейко. Надо было сказать, чтобы их в разных ванных… а, без разницы.

Чарльз смотрит на меня с невозмутимостью, за которой легко можно угадать некоторое осуждение. Весьма слабое, что характерно, я давно уже доказал дворецкому, что глупостей обычно не совершаю. Тем не менее, считаю нужным пояснить лично для него:

— Мистер Уокер, я принял одну десятую флакона того снадобья, которым мы отращивали вам кисть руки. Будьте добры рассказать об этом девушкам, когда они будут в состоянии выслушать.