Внутри жилища витал какой-то особый запах, и целый сонм разогнанных по темным углам воспоминаний заплясал в голове Фирэ. Это был запах его родного дома — не того, что дотла сгорел в пламени безумной войны в Эйсетти, а настоящего, записанного не в плоти и крови — в душе того, кто должен был стать Коорэ и не стал им, а сделался Падшим.
Сетен тоже остановился и тоже с наслаждением втянул в грудь этот запах.
— Чувствуешь? — спросил он. — Это она!
Но что-то влекло, неудержимо влекло Фирэ вглубь дома, и вряд ли кто-то смог бы его остановить теперь. Тессетен едва поспевал за ним на костылях, а Нат, наоборот, вырвался вперед, будто показывая дорогу.
— Ишь, заскакал! — подтрунивал Сетен над прытью ученика. — Не иначе, как и тебе он снится в звездной вышине?!
— Да, да! Снится! Конечно, снится! — почти прокричал Фирэ, распахивая двери большой круглой комнаты, обитой шелком цвета морской волны.
И под веселый хохот Учителя юноша подбежал к стене и вытащил из креплений наследный меч великой цивилизации древних аллийцев. Такой же восторг на его памяти был испытан им прежде лишь раз — когда он повстречал попутчицу на том летном поле, куда его притащил Дрэян и сопроводил таинственный Нат. Вот о чем ему твердил бедняга-брат, с детства вынужденный ходить мимо собственного меча и не иметь права сжать его рукоять, провести пальцами по зеркальному клинку…
Фирэ взглянул на свое отражение и оторопел: оттуда на него смотрела юная копия Ала, всего три четверти часа назад увиденного в воспоминании. Такой, да чуть иной — в серых зрачках этого юноши синеватый отлив, волосы светлее отцовских, с пепельным оттенком, и улыбка сдержаннее, и черты лица красивее… Такой да не такой. Тот самый, что мелькнул тогда в отражении на мече Дрэяна, который Фирэ так и не смог взять в руки. Не Фирэ.
— Это я?
— Это Коорэ. Ее глаза, ее улыбка, да? Нам всем есть, к чему стремиться — для этого нам достались мечи аллийцев. Они должны вернуть нас к целому, и когда наш лик здесь и наш лик на клинке будет неотличим, значит, мы добились своего.
Фирэ ощутил долгожданное состояние покоя. Он наконец нашел то, что искал, и тех, кого искал.
— Теперь этот меч принадлежит тебе по праву, — продолжал Тессетен, переглянувшись с Натом и словно заручившись его согласием. — Мне он уже без надобности, — он небрежно постучал костылем о дверь.
Юноша покачал головой, все еще не в силах оторвать взгляд от прекрасной реликвии:
— Нет. Будет справедливо, если он останется в вашем доме. И если вы, как мой Учитель, покажете, как с ним обращаться… когда выздоровеете. Меня ведь никто не учил этому…
— Я покажу. Но давай поговорим о деле.
Нат тревожно вскинул взгляд на друга своего хозяина.
— Что ж, — Сетен взмахнул левым костылем и улыбнулся, — на сегодня для волков сеанс окончен, я хочу отдохнуть и поболтать с учеником. Фирэ, будь так добр, отведи Ната на улицу и вернись. Может быть, у тебя получится еще подлатать этот обрубок…
Нат, оглядываясь и словно желая о чем-то предупредить, вышел из комнаты, настойчиво увлекаемый Фирэ.
Когда молодой кулаптр вернулся обратно, то застал своего учителя сидящим в кресле с высокой спинкой. Сетен сидел у окна, спиной к свету. Костыли валялись подле, а пальцами он в задумчивости слегка поглаживал широкий браслет на запястье.
— Теперь шутки в сторону, Фирэ. Ты готов помочь Ормоне?
— В чем? — растерялся юноша.
Тессетен слегка двинул руками, и все звуки зазвучали приглушеннее, будто на комнату накинули невидимый купол.
— У нас до сих пор нет от них вестей, а они там уже десять дней.
— Мне нужно отыскать ее? Но как я это сделаю?
— В течение многих десятков, если не сотен воплощений ты был ее сыном. Всегда. Непременно. Ты и теперь должен был… да ладно, дело прошлое, раскол, будь он проклят! Она передала тебе от себя столько же, сколько этот меч, — Сетен мотнул косматой головой на стену в изголовье кровати, — впитал от Ала и от тебя. Только ты способен удвоить ее возможности и превзойти за счет целительских особенностей. Ты ведь часто замечал в себе, что четко ощущаешь испытываемое кем-то другим?
Фирэ кивнул. Это было ему знакомо. И чаще всего ему было очень больно, потому что он лечил этих «других», раненых, искалеченных, с выжженной душой.
— Если ты поможешь моей жене расположить к себе тепманорийцев и уговорить на сотрудничество, ты спасешь весь Кула-Ори от деградации.
— Так каким образом мне этого достигнуть?
— Отыщи ее, осмотрись, что там делается. Защити ее, если нужно. Она как-то делала это, когда искала тебя, и я теперь знаю, что это возможно.
— Она искала… меня?!
— Да.
Юноша стал озираться:
— Н-наверное, мне нужен какой-нибудь предмет, который принадлежит ей и который она долго держала при себе… Что-то из одежды, может? Украшение? Да, наверное, подойдет даже волосинка!
— Надо поискать. Если она не прихватила все нужное с собой, то у нас есть шанс…
— И еще… Есть тут где-нибудь зеркало?
Тессетен покачал головой: