Изгнанник вечности

Он вынырнул, будто тоже из сна, из воспоминаний о золотом времени. Ал все так же стоял подле него, а Тессетен крепко спал, и ногу его сковывал гипсовый кокон.

— Ты был прав, а я ошибся, — сказал кулаптр им обоим одновременно. — В этом мире быть может всё. И даже то, чего быть не может…

Глава двадцать четвертая о таинственном страже Соуле, о коварстве и целеустремленности

Немой подошел к ней и взял за руку. Они стояли среди людей, видимые лишь друг другу. А в погребальной капсуле, выставленной у озера напротив дома ради тех, кто пришел попрощаться, лежало тело, которое исправно служило ей тридцать с лишним лет.

Седые волосы мертвой были спрятаны под высокой шелковой короной, на веках лежали две большие овальные пластины из серебра с нанесенным на них лазурью изображением распахнутого глаза. Так издревле положено по обряду провожать усопших…

И казалось, будто она синими очами дерзко смотрит в небо, как смотрела туда всегда.

«Я так и не смог понять: ты считала этот мир игрой нашего подсознания, или безумная и безмерная отчаянность твоя порождена чем-то иным?» — безмолвно спросил Мутциорэ.

«В последнем воплощении я не единожды была за гранью жизни. Как ты думаешь, после такого я могла ошибаться и путать явь и сны?»

«Тебе ли не знать, что фантазия может сама породить эту грань, и уход за нее — это лишь погружение следующей степени, а не пробуждение в мир реальный?»

Она с обычной для нее насмешливостью поглядела на него:

«Хранитель, теперь, когда ты видишь эту капсулу, мы с тобой в фантазии?»

«Я не знаю. Это тело умерло, и ты здесь, не проснулась. Но значит ли это вообще что-либо в том хаосе, в который ниспровергло нас проклятие? Как это проверить?»

В скрещенных руках покойницы лежали меч и кнут. Меч, инкрустированный мамонтовой костью и принесенный в дар Тессетену, и кнут — самый обычный кнут — с которым она не расставалась много лет ни в одной своей верховой поездке. А на губах — улыбка. Всё та же, как у живой.

«Скоро я разделю твою судьбу, хранитель, — добавил тогда Немой. — Ты знаешь о законе сорока дней?»

«Что я должна о нем знать сверх того, чему нас учил Паском? На этот срок я буду засыпать и не смогу оберегать сердце. И если оно не найдет погибели за эти сорок дней, то продолжится и моя жизнь. Изменить в правилах я не смогу ничего, так зачем изводить себя попытками узнать больше?»

Он улыбнулся, изучая лица прощавшихся с Ормоной кула-орийцев, которые проходили чередой, ненадолго задерживаясь перед капсулой.

«Но когда ты уснешь, мне на сорок дней будет дана возможность проснуться и обрести память», — напомнил Немой.

«Ты сначала эту жизнь доживи, атмереро. Ты прав: скоро ты разделишь мою судьбу, хранитель. Могу даже показать, где это случится»…

Миг… и вот они стоят у подножия горной гряды, где земля ходит ходуном, а ветер врывает ветви с деревьев. За спиной у хранителей город, а на них самих не шелохнется даже волосинка, словно физические законы не властны над ними.

«Учитель знает о второй катастрофе. Этот город, — она обернулась и указала рукой вдаль, — мы строили про запас. Паском угадал даже местоположение: город стоит дальше обелиска-„скрепки“ и должен выдержать землетрясение. Ты умрешь у его стен, зверь, а вот потом целиком и полностью разделишь мою участь, но не сможешь осуществить настоящее воссоединение, как не смогу этого и я»…

«Ты и не хочешь, Разрушитель».