Изгнанник вечности

Эфимелора тешила всех красивыми песнями и нежным голосом, а изношенные тряпки штопала так умело, что и не заметишь, где была прореха. Глазливая Афелеана могла одной лишь угрозой, что наведет порчу, отпугнуть всякого наглеца от себя и от девчонок: не все верили в их хворь, уж слишком чистая кожа была у трех дочерей племени хогов.

И ни одна из трех сестер по несчастью не вспоминала о жизни в родном селе, о погибших родителях, о сгинувшем брате и женихе, которого уже наверняка не было среди живых. Зачем бередить раны, если и без того живется непросто?

А теперь вот, зайдя так далече, что уж и погоды поменялись, теплее стали намного, беглянки наткнулись на маленький ветхий домик возле оврага, за стенами города-крепости. И так он, этот домишко, им приглянулся, что на своем маленьком совете решили женщины бросить рядиться в прокаженных, навести тут порядок да обжиться, покуда не трогает никто.

— Смотрите-ка, что я тут нашла! — убираясь возле подпола, сказала вдруг Эфимелора.

В руке ее поблескивал тонкий обруч с подвеской, какие с самого рождения надевают на шею всем живущим под солнцем, у любого народа. Уж странницы многих повидали на своем пути — даже у кочевников был такой же амулет.

Подвеска была обычным плоским кольцом, она означала солнышко, дарующее жизнь. Раз и навсегда надетый на шею ребенку, у взрослого амулет уже не снимался, если только его не переломить. В нем и хоронили.

Танрэй и Афелеана тревожно переглянулись. Обруч не был разломлен, однако амулет носили много лет, а не выковали для новорожденного — уж очень он был потерт.

Снять обруч, не сломав его, можно было одним только способом. И этот способ, осуществленный в стенах дома, где они собирались пожить, путешественницам очень не понравился.

— В город ни ногой! — тут же распорядилась Афелеана, за девять весен ставшая для Танрэй и Эфимелоры вроде тетки или мамки. — Пока всё не разузнаем…

А те и не собирались. Чего они там не видали, в городе-то?

Но слухи — что мухи: тут посидит, там обсидит, а потом все несет, да в чужой огород…

Так и потянулись в их домишко крестьяне да городские: кому мальца вылечить, а кому — порося…

* * *

Вывел последнюю букву в указе тайный определитель Соуле и глубоко задумался. Да и было над чем кручиниться: сброд с каждым годом к бунту склоняется, а разбойников — тех по одному на душу мирного жителя развелось, а скоро и того больше станет. Да еще с востока грозит, подпирает несметное войско хога Тимаратау.

По шпиону в каждом городе у Тимаратау-хога, по жене в каждом захваченном на пути селении или городе. Походка снежного барса у хога, сердце буйного тура, а душа — волка. Не просит Тимаратау — требует. А кто не повинуется хогу-полководцу, тех нет уже на белом свете.

Вот какие вести поступали к тайному определителю. И знал он: покуда владыка о беде своей не позабудет и делами государственными плотно не займется, не спасет даже вера всего духовенства в Единственного и Превеликого. Что любит владыка сына своего, так то не удивительно, а вот из-за хвори мальчонки совсем от правления отошел, это и плохо. Того и гляди армия взбунтуется. И костры прогорели, некого больше жечь…

Вспомнилось Соуле, что вот-вот явится доносчик, и перешел он тогда в молельню. Денно и нощно уповающим на волю Превеликого должны его видеть при дворе. Только так можно вершить предначертанное!

Бормоча молитвы, думал тайный о своем, о насущном, а когда вошел осведомитель, не сразу подал вид, будто заметил его. Стоял тот и благоговейно ждал, не зная, что едва сдерживает Соуле нетерпение, желая все узнать, да поскорее.

— С чем явился?

Худой, похожий на мальчишку со сморщенным лицом, мужичок отвесил ему поклон. Мало кто ведал, что это и есть самый талантливый агент тайного определителя, знающий почти все и обо всех во владычестве, особенно же — во столице.

— Опять обоз продовольственный разграбили, пресветлый Соуле. Седьмой уж за пятидневку…

Тот лишь возвел очи к небесам, отправляя горний взор в путь неближний. Может, и доберется послание к адресату…

— Чернь уже повсюду грозится работу бросить, боятся нападения хога. Да и на заговор смахивает, пресветлый. Как бы не люди Тимаратау людей морочат!

— Не узнал, откуда слухи ползут?

— Да как же тут узнаешь? Один сказал, другой подхватил — и понеслась нелегкая, концов не сыщешь…

Соуле указал ему на двери в свой кабинет. Да, покуда владыка не образумится, порядка ни в столице, ни во владычестве не будет. А там, глядишь, и крестьяне заропщут — выручки-то нет, все разграблено своими же…

— А еще ведьмы у нас объявились, пресветлый, — похвастался доносчик, как будто радость великая то для него была. — С прошлой весны. Уж год, почитай, живут, почти не объявлялись, скрытно.

— Ведьмы?

— Как есть! Дом ведьмин выбрали — притянул он их силой мраковой. И повадились к ним крестьяне за ворожбой, а там и до города вести добрались. Нянька наследника про то прознала и давай владыку уговаривать сына тем знахаркам показать.

— Гм… знахарки… Это хорош-ш-о, хорош-ш-шо…