Изгнанник вечности

Тессетен шел по Коорэалатане, проматывая в воображении возможные варианты уже состоявшейся беседы. Исподволь его точила противная мыслишка, что будь он хитрее, этих безликих и непробиваемых болванчиков удалось бы обвести вокруг пальца. Но как именно принято облапошивать Объединенное Ведомство, от объединенности которого осталось одно название, Сетен не представлял. Говорят, были на Оритане времена, когда этого не требовалось. Врут наверняка. Разве же такая зараза, какая засела в Ведомстве, приходит ниоткуда? Такую заразу холят, лелеют и культивируют веками…

В конце длинной, идущей под уклон улицы, перемежавшейся редкими ступенями, показался движущийся навстречу серый комок. Он все увеличивался, увеличивался и наконец прыгнул на Тессетена радостно приплясывающим Натом.

— Ну, бродяга, и как же ты меня всегда вычисляешь?

Тот фыркнул. Натаути никогда не позволял себе лизать лица людей, как это делают другие безмозглые волки, если сильно радуются встрече. Это было его неоспоримое достоинство — ко всем прочим, для перечисления которых у Сетена попросту не хватило бы пальцев.

Потрепав его по голове, Тессетен с неохотой подумал, что надо как-то подавить клокочущую ярость, чтобы не показывать ее перед соотечественниками, которые не были повинны в его неприятностях. Пес отчасти помог ему в этом, но стоило мыслишке о вчерашнем дне опять возникнуть в голове, все вспыхивало заново.

— Да идет оно всё к проклятым силам… — прорычал экономист, увидев красовавшийся в порту «Сэхо», уже давно готовый к отплытию.

Нат покинул его и помчал вперед. Сетен тоже взбежал по сходням.

Паском ждал его на палубе, из каюты вышли Ал и Танрэй. Волк радостно метнулся к ним.

— Все улажено, — стараясь не глядеть на кулаптра, буркнул Сетен. — Можно отплывать. Нам в нашей родной стране обещали беспрепятственный выход в океан…

«За что мы должны целовать им ноги, вьюга их растерзай!»

Танрэй отшатнулась с его пути, и, будто не заметив ее, Тессетен пронесся к своей каюте, где хлопнул дверью так, что едва не включилось силовое поле защиты корабля. Да, пора тебе снова учиться таскать на своей страшной роже подходящие маски. Кто там у нас? А, наивная деточка Танрэй! Сейчас я натяну шелковую масочку доброго дяди, чтобы детке не было страшно. А это кто? Ал? Ну что же ты, дружище, для тебя у меня наготове маска с дружеской улыбкой от уха до уха. Проходи, не стесняйся, в моей душе можно не разуваться.

Он разделся, мельком глянув на заросшую физиономию в зеркале, и со всего размаха бросился на кровать. Катись оно ко всем зимам и метелям. Шесть лет впустую — так ничего и не получилось с этим «куламоэно»!

Взгляд Сетена остановился на недавно подаренном женою браслете. Он поднял руку и стал рассматривать причудливый узор на серебре. Браслет был широким, почти до середины предплечья — не браслет, а целый наруч. Он застегивался в трех местах и надежно защищал запястье от травм. Однажды он действительно пригодился, без него Тессетен мог бы лишиться кисти — вот эта царапина, погнувшая серебро, в напоминание о том случае. Ормона как предвидела — уберегла. Она, кажется, дарила браслет не без потайного умысла. Она никогда ничего не делала просто так, уж за пятнадцать лет жизни бок о бок экономист изучил ее повадку. Он уже успел соскучиться по ней, и в то же время при мысли о скорой встрече впадал в уныние. Он сросся с Ормоной, как срастается больной с хронической хворью. Она стала неотъемлемой частью его существа: отними — и будет только хуже.

В дверь постучали.

— Входите, кулаптр. Я знал, что вы не усидите.

Судно тем временем вздрогнуло и пришло в движение. В море назревал шторм, а в бухте оно пока только развлекалось небольшими волнышками.

Паском вошел в каюту, суховатый и ладный в своей неизменной темной одежде с высоким воротником-стойкой, какие давно уже вышли из моды. Он был словно укором неопрятно заросшему светлой бородой Тессетену.

— Судя по твоей приветливости, в Ведомстве дали категорический отказ… — констатировал бывший советник, усаживаясь в плетеное кресло-качалку — только такими и пользовались на «Сэхо».

Тессетен то ли фыркнул, то ли хрюкнул — сам не понял, что хотел сказать. Паском спокойно продолжал:

— И не беда. Выход мы найдем. Самое главное, что мы уезжаем от войны.

— Мы бежим от самих себя, Учитель, вот что это такое… А мы-то сами всё те же, видите? — Сетен дернул на себе рубашку и набычился под свисающими на лицо патлами. — Даже найди мы легендарный «куламоэно», себя не победить.

— Себя не побеждать надо, — Паском откинулся в кресле и поглядел в покачивающийся потолок каюты. — С собой нужно договариваться. А если ты с собой не находишь общего языка — где уж тебе убедить прожженных словоблудов из Ведомства…

— Вы тоже не смогли.