Изгнанник вечности

Нат встряхнулся. Это жара, это все она, мучительница! В голове возникают обрывки фраз, кружатся цветные образы… Даже ночью, под стрекот сверчков и хор лягушек не может успокоиться его дух…

Он перешел на другое, еще не нагретое местечко и, откинувшись на траву, опять задремал.

«Атмереро! Учитель! Я нашел вас!»

Волк чихнул и в недоумении огляделся. Что-то мерцало, улавливаемое краем глаза — и стоило посмотреть, серебристый свет гас. Но тот истошный крик волчицы с Оритана донесся давно, еще осенью. Как это связано? Но как-то же связано — это та самая атмереро! «Проводи меня, Учитель, Танрэй давно зовет и ждет моего прихода! Проводи меня к ней, атмереро, иначе я опять могу сбиться с пути!»

Волк вскочил сразу на все четыре лапы.

Мир снова померк, слившись в три скучных цвета — белый, черный и серый…

* * *

Амфитеатр комплекса Теснауто был наводнен зрителями. Собиралась гроза, над далеким заливом уже мерцали молнии, но ори никогда не отступили бы перед непогодой, если дело касалось их любимого праздника. Ормона помнила, как однажды на Оритане в этот день пошел град — и ни один человек не сбежал с площади перед Храмом! Позже все считали синяки, но представление досмотрели до конца.

Она приехала сюда как никогда счастливой. Ей нравилось тут, только здесь она отдыхала душой и могла повспоминать Оритан, любуясь похожей архитектурой.

После того случая, когда Ормоне пришлось сказать мужу о скором возвращении Коорэ, между ними протянулась еще одна связующая нить крепче моряцкого каната. Сетен не любил недомолвок, а потому теперь, узнав почти все, выказывал ей полное доверие — как давно, еще двадцать лет назад.

Но вот начался этот дрянной спектакль, и все в душе Ормоны перевернулось. Паском явственно изображал Тессетена, воплощая на сцене все его жесты и ужимки, и картонная маска аллийца Тассатио лишь помогала ему внушать зрителю, что под нею вовсе не древний кулаптр, а молодой, полный сил и отчаянный бунтовщик, восставший против власти и несправедливости судьбы. И столь сильным было мастерство Паскома, что даже эта бестолковая квочка в паре с ним становилась истинной царицей Танэ-Ра!

— Имя твое подобно свисту лезвия, рассекающего плоть!..

И словно от боли, порожденной ударом этого лезвия, корчилась душа Помнящей — всё помнящей! — Ормоны. Как смеет она, эта девчонка… И как смотрят сейчас на нее все — а ведь то, что они делают на сцене — просто ложь! Они не смеют искажать!

Дрожа и задыхаясь от гнева и ненависти, Ормона взглянула на мужа в надежде, что хотя бы он вскрыл вопиющий обман и поддержит ее возмущение. Но и здесь ее ждал удар: Тессетен смотрел на актеров с таким же восхищением, как прочий сброд! Что они знают? Но ведь Сетен знает! Он помнит многое! Она избрала его, как единственно достойного, едва увидев в парке Эйсетти двадцать лет назад — с первого взгляда! А он сейчас рушит всё, весь мир внутри нее, одним лишь этим своим обожающим взглядом на рыжую мерзавку!

А Паском! За что Учитель издевается над нею? Он ведь знает, он понял всё с того страшного дня, когда ей выпало несчастье родиться на свет — всего через три месяца после рождения Ала, — когда беспамятство овладело ее матерью, и та ни разу не признала родную дочь! Он держал маленькую Ормону на руках и уже тогда знал, что по прошествии семнадцати лет точно так же будет стоять у нее у самой в ногах и, словно зачитывая приговор, говорить о том, что в ее рожденном немного до срока и умершем сыне никогда не было бы «куарт» Коорэ и что саму ее спасла счастливая звезда, не позволив умереть, а также способность терпеть невыносимую боль. Почему он так жесток к ней теперь? Потому что она никогда не третировала его глупыми вопросами, не свешивала на него свои горести и невзгоды, не клянчила советов или покровительства, как все эти недоумки? За это? За это он теперь демонстрирует перед всеми, кто истинная Танэ-Ра и настоящий Тассатио?! Это сговор, это какой-то подлый сговор…

Исключительно усилием воли Ормона заставила себя продолжать смотреть это кощунство надо всем, что еще было ей дорого. Она ощущала, что всего двое в этом амфитеатре разделяют ее негодование. Это подонок Саткрон, с каменным лицом застывший сбоку от сцены, и наивный романтик Дрэян, с унизительной жалостью поглядывавший сейчас на нее. Он понял, он всё понял, проклятые силы! Это страшный позор, и такое виновникам не простится никогда!

* * *