Изгнанники (без указания переводчика)

К этому времени весь двор собрался в «Grand Salon», и громадная комната наполнилась шелковыми, бархатными и парчовыми нарядами дам, блеском драгоценных камней, дуновением разрисованных вееров, колыханием перьев и эгретов. Серые, черные и коричневые одежды смягчали яркость красок. Раз король в темном, то и все должны быть в одеждах такого же цвета, и только синие мундиры офицеров да светло-серые гвардейских мушкетеров напоминали первые годы царствования, когда мужчины соперничали с женщинами в роскоши и блеске туалетов. Но если изменилась мода на одежды, то еще более изменились манеры. Ветреное легкомыслие и былые страсти, конечно, не могли исчезнуть совсем, но поветрие было на серьезные лица и умные разговоры. Теперь в высшем свете шли разговоры не о выигрыше в ландскнехте, не о последней комедии Мольера или новой опере Люлли, а о зле янсенизма, об изгнании Арно из Сорбонны, о дерзости Паскаля, об относительных достоинствах двух популярных проповедников, Бардалу и Массильона. Так под причудливо разрисованным потолком, по раскрашенному полу, окруженные бессмертными произведениями художников, заключенными в дорогие золоченые рамы, двигались вельможи и пышные дамы, стараясь подделаться под маленькую темную фигуру, силясь походить на того, кто сам настолько растерялся, что в настоящее время колебался в выборе между двумя женщинами, ведшими игру, где ставками было будущее Франции и его собственная судьба.

V ДЕТИ САТАНЫ

Старый гугенот стоял еще несколько минут растерянный после того, как король отказал ему, молча, с угрюмым видом, опустив глаза. Сомнения, печаль и гнев сменялись на его лице. Это был по виду очень высокий худой человек с суровым бледным лицом, большим лбом, мясистым носом и могучим подбородком. Он не знал ни парика, ни пудры, но природа сама обсыпала серебром его густые кудри, а тысячи морщинок вокруг глаз и уголков рта придавали его лицу особо серьезное выражение. Но, несмотря на пожилые годы, вспышка гнева, заставившая его вскочить с колен, когда он услышал отрицательный ответ короля на его просьбу; пронизывающий сердитый взгляд, столкнувшийся с насмешливыми улыбками, перешептываниями и шуточками на его счет, — все указывало на то, что им до известной степени сохранены еще сила и дух молодости. Он был одет согласно своему положению просто, но хорошо, в темно-коричневый кафтан из шерстяной материи с серебряными пуговицами. Короткие брюки того же цвета, белые шерстяные чулки, черные кожаные сапоги с широкими носками, застегивавшиеся большими стальными пряжками, дополняли его костюм. В одной руке он держал низкую поярковую шляпу, отороченную золотым кантом, в другом — сверток бумаг, заключавший изложение его жалоб, который он надеялся передать секретарю короля.

Его сомнения насчет того, как ему следовало поступить дальше, разрешились весьма быстро. В то время на гугенотов (хотя пребывание им во Франции и не было вполне запрещено) смотрели как на людей, едва терпимых в королевстве и не защищенных законами, ограждавшими их соотечественников-католиков. В продолжение двадцати лет гонения на них все усиливались, и за исключением изгнания не было средств, которыми не пользовались бы против них официальные ханжи. Гугенотам чинили препятствия во всех делах, им воспрещалось занимать какие-либо общественные должности, брали их дома под постой для солдат, поощряли к неповиновению их детей, оставляя без рассмотрения все их жалобы в судах на наносимые им оскорбления и обиды. Всякий негодяй, желавший удовлетворить свою злобу или втереться в доверие своего ханжи-начальника, мог проделывать с любым гугенотом что ему вздумается, не страшась закона. И, несмотря на все, эти люди все же льнули к отталкивавшей их стране, полные таившейся в глубине сердца каждого француза горячей любви к родной земле, предпочитая оскорбления и обиды здесь любому приему, ожидавшему их за морем. Но на них уже надвигалась тень роковых дней, когда выбор не мог зависеть от их желаний.

Двое из королевских гвардейцев, рослые молодцы в синих мундирах, дежурившие в этой части дворца, были свидетелями безрезультатного ходатайства гугенота. Они подошли к нему и грубо прервали ход его мыслей.

— Ну, «молитвенник», — угрюмо проговорил один из них, — проваливай-ка отсюда.

— Нельзя считать тебя украшением королевского сада! — крикнул другой со страшной бранью. — Что за цаца, отворачивающая нос от религии короля, черт бы тебя побрал!

Старый гугенот, гневно и с глубокими презрением взглянув на стражу, повернулся, намериваясь уйти прочь, как вдруг один из гвардейцев ткнул его в бок концом алебарды.

— Вот тебе, собака! — воскликнул он. — Как ты смеешь смотреть так на королевского гвардейца!

— Дети Велиала, — в свою очередь выкрикнул старик, прижимая руку к боку, — будь я на двадцать лет помоложе, вы не посмели б так обращаться со мной.

— AI Ты еще изрыгаешь яд, гадина? Довольно, Анд ре. Он пригрозил королевскому гвардейцу. Хватай его и тащи в караулку.