«Я рад потому, — отвечал он, — что теперь, по крайней мере, их не убьют и не ранят. Они не оставят после себя ни жен, ни детей, и им не придется так страдать, как мы теперь страдаем».
Она описывает свою встречу с генералом Вевеллем:
«Видите ли, я пришел вас охранять! — сказал он.
Мы, улыбнувшись, поклонились, а я подумала: я превосходно знаю ваших солдат, генерал. Мы не нуждаемся в вашем покровительстве».
Но война могла ожесточить сражающихся, а потому интересно узнать о впечатлениях сестры Брони в конце 1901 года.
Она передает свой разговор с буром:
«Все, что я вам могу сказать, заключается в том, что то, что вы проделывали, не видано было ни в одной войне. Никогда ни в одной стране всего света не совершено было такого трусливого, постыдного акта, как расстреливание людей, шедших навстречу белому флагу».
Бледный начальник, истый джентльмен лет пятидесяти трех, отец одиннадцати душ детей отвечал: «Вы правы, сестра».
Так как мы продолжали разговор в этом духе, я сказала: «Я хорошо понимаю, что вы защищаете свою страну, но я никак не могу простить вам вашей лжи относительно англичан».
«Мы повторяем то, что нам говорят.»
«Нет, — сказала я, — вы все лжете; вы сами сознаете, что вы клевещете, держа вашу Библию на коленях и призывая имя Господа; благодаря вашей клевете вся Европа думает, что английская армия состоит из разбойников и воров, а посмотрите, как они с вами здесь обходятся».
Далее она продолжает описывать, какой уход был за больными. Нужно заметить, что пациентами были не сражающиеся буры, а капские повстанцы, подлежащие немедленному наказанию. Пища после операции:
«В течение восьми или десяти дней больному выдавалось в достаточном количестве французское шампанское высшего качества, старый коньяк, портвейн, портер или пиво по выбору, пять или шесть яиц, смешанных с коньяком или молоком, одним словом, в сутки отпускалось столько на одного человека, что смело могло бы хватить на двух».
Это, — она говорит, — доказательство жестокости, по словам европейской прессы, с какой английские мясники вели войну».
Сестры из Назарета в Южной Африке представляют из себя общину, стоящую вне всяких расовых или политических предрассудков. Здесь мы помещаем раньше опубликованные слова матери-игуменьи:
«Я каждою почтою получаю письма, но ни одного слова или намека на плохое поведение солдат мне не писали. Наши сестры, находящиеся в разных частях колонии, часто сталкиваются с военными разных рангов и, в общем, об английском солдате отзываются с большой похвалой, особенно относительно его вежливости и благородных качеств».
Вышеизложенные показания не похожи на сведения, даваемые всему свету бурскими агентами с помощью денег и влияния на европейскую прессу. Постоянный прилив извращенных известий, клеветы и лжи отравил умы всей Европы и сделал глубокую и продолжительную брешь в отношениях между нами и нашими германскими родственниками.
Английские солдаты обвинялись в том, что стреляли в женщин. Удивительно, каким образом многие женщины, находившиеся в домах, уцелели в то время, когда их мужья защищали фермы. В общем мало было случаев нанесения вреда женщинам. Около Ледисмита во время сражения была убита амазонка с ружьем в руке.
Другая жертва послужила темой для мифа, давшего богатый материал для карикатур и газет. Обвиняли, что мы хладнокровно убили племянницу Крюгера, и берлинские утренние газеты расписали историю со многими артистическими украшениями, как видно из нижеследующего:
«Когда бур увидел, что жена его была не в состоянии подняться, он поспешил к ней на помощь, но был задержан бесчеловечно англичанами… Офицер уверял его, что у нее прострелен висок и она должна во всяком случае скоро умереть, ввиду чего они оставили ее лежащей на земле. Вечером он услышал, что произнесли его имя. Это жена звала своего супруга перед смертным часом, пролежав двенадцать часов в ужасных мучениях. По прибытии в Рюстенбург она умерла. Несчастная женщина — госпожа Элофф — племянница Крюгера. Мы выражаем глубокое соболезнование Крюгеру по поводу постигшего его несчастия; этот случай оживил горькое неудовольствие всего света против жестокости, с какою ведется война».
Эта история широко распространилась всевозможными путями и различными газетами. Ниже следует по этому поводу донесение лорда Китченера:
«Ни одной женщины с подобною фамилией не было убито; речь идет вероятно о смерти госпожи Вандермерв, которая, к несчастью, была убита в доме, из которого стрелял ее муж. Госпожа Вандермерв — родственница Элоффа. Смерть женщины от шальной пули вызывает глубокое сожаление, но ясно, что во всем виновен муж, благодаря которому произошел случай».
Таким образом, этот миф погиб. Однако я должен теперь (Рождество 1901 года) заметить, что европейский журналист, описывая интервью с Крюгером, говорит: «Он носит траур по своей племяннице, умершей от пули». Не относился ли этот траур к смерти его жены?