Изгнанница Ойкумены

КОНТРАПУНКТ РЕГИНА ВАН ФРАССЕН ПО ПРОЗВИЩУ ХИМЕРА

(из дневников)

…входит некто с пишмашинкой, имплантированной в челюсть,
А за ним такой же некто, с типографией подмышкой,
Следом катит фиш на шинах, фарширован мозгом в череп —
Время генных инженеров кончит стенкой или «вышкой».
Но пока бегут минуты – искры, листья, звезды, капли —
Над тобой, как долбанутый, все мелькает наноскальпель.
Вот напорешься на нож —
Что отрежут, не вернешь.

Входят все, кому не в падлу, скоро им не хватит места

Ни в каютах звездолетов, ни на виртуал-дорогах.
Фейерверки листопадов ненадежны, как невеста,
Дождь прекрасен и кислотен, кот-мутант хрипит с порога.
Это финишная эра, это постапокалипсис,
Пионеры и химеры – все в единый разум слиплись.
Хочешь в будущее, брат?
Я и сам бы очень рад.

Из сборника «Футурум» В. Золотого.

Я не любила этот сборник Золотого. На фоне лирики – составившей славу поэта, старомодной, как бал при свечах – «Футурум» казался отщепенцем, выбивающимся из ряда. Особенно «Представление» – едкая, злая, несуразно большая фантасмагория на грани фола. Романтик Золотой в «Представлении» не чурался ни обсценной лексики, ни базарных интонаций. Я не любила, не любила, терпеть не могла – и сама не заметила, как стала перечитывать «Представление» чуть ли не чаще всего остального. Казалось, я освоила некий телепатический прием, позволивший войти глубже, за ширмы, и увидеть скрытое. За едкостью открылась боль. За брутальностью – беспомощность. За нагромождением авангардистских конструкций – картина мира, безумного и беспощадного. Хаос расчертился системой образов…

У каждого своя скорлупа. Главное – отыскать способ войти.

…и выйти.

Глава седьмая Что вы делаете, доктор?

I

– Вы бы не могли сейчас подъехать в 30-ю клинику?

– Куда?

– Это на проспекте Победы, сразу за сквером имени Беллы Кнаух…

– Тиран, – не скрываясь, сказала Регина.

– Тиран, – согласился Ник.

– А вас, господин Зоммерфельд, я бы попросил, – заявил Тиран, забыв, впрочем, уточнить, о чем бы он попросил господина Зоммерфельда. – В отношении вас я добрей материнских рук. Гуляйте с сыном, наслаждайтесь жизнью. Вас я не приглашаю. Мне вполне хватит доктора ван Фрассен.

Его голова в сфере коммуникатора вдруг завертелась юлой. Сбой связи, подумала Регина. Смешно. Очень смешно, гори оно ядерным огнем. Еще минуту назад все было лучше лучшего. Артур вовремя сказал: «Я хочу…» – и они свернули в южную часть парка, угодив прямиком на «ретро-гуляния». Над прудом играл духовой оркестр. Сияла медь инструментов, музыканты надували хомячьи щеки. Торговали леденцами на палочках и сахарной ватой. Желающие катались в конных экипажах. Никого в современной одежде – на входе каждому выдавали микро-иллюзатор, который следовало носить в кармане. Голограммы старинных костюмов превращали ларгитасцев в собственных пращуров – чопорных, важных. К услугам эстетов, презирающих иллюзии, был целый гардероб. Ник, щеголь этакий, взял напрокат фрак, черный как ласточкин хвост, млечно-белый жилет и брюки со штрипками. Артур сперва растерялся, затем тоже потребовал фрак, но его уговорили на курточку с золотыми пуговицами. Штаны до колен, чулки, башмаки с пряжками – мальчик недоверчиво разглядывал свое отражение в зеркале и вдруг громко рассмеялся. И оба мужчины зааплодировали, когда к ним из дамской комнаты вышла Регина – роба с длинным шлейфом, кружевной чепец, шляпка с цветами.