Изгнанницы

Эванджелина с ужасом осознала, что отец даже не удосужился позаботиться о том, как будет жить дочь, когда его не станет. Да и она тоже хороша. Они оба беспечно полагали, что так и будут читать вместе в библиотеке, потягивая чай перед камином. И вот теперь она осталась совсем одна, без родных и друзей, практически без средств, не имея сколько-нибудь полезных практических навыков и умений. Выбор у Эванджелины, прямо скажем, был весьма ограниченный. Конечно, можно было бы выйти замуж, но вот только за кого? Несмотря на всю ее красоту, мужчин, желающих предложить девушке руку и сердце, не наблюдалось. Темпераментом она во многом походила на отца: порожденная неуверенностью в себе застенчивость граничила в ней с робостью, которую часто ошибочно принимали за холодность, а ее начитанность окружающие держали за надменность.

Представитель епископа понимал, что Эванджелина оказалась в затруднительной ситуации – слишком образованная для девицы ее положения, но без средств или статуса в обществе, которые могли бы привлечь джентльмена более высокого происхождения. Выход из создавшейся ситуации, по его мнению, был только один: дочери покойного викария надлежало пойти в гувернантки, учить маленьких детей и жить в семье хозяев. Попросив Эванджелину перечислить все, в чем она сведуща, он внимательно выслушал девушку, царапая пером на пергаменте пометки: английская литература, грамматика, арифметика, закон Божий, латынь, древнегреческий и французский, основы рисования; немного играет на фортепиано. А потом разместил в газетах, издающихся в Лондоне и предместьях, объявление следующего содержания:

Духовное лицо желает ПОРЕКОМЕНДОВАТЬ МОЛОДУЮ ЛЕДИ, осиротевшую дочь викария, на место ГУВЕРНАНТКИ, в семью, где она возьмет на себя заботу о малолетних детях. Необходимое для этой роли образование наличествует. С предложениями обращаться в письменном виде, к пастору N. по адресу: Танбридж-Уэллс, Дорчестер-стрит, 14.

В почтовом ящике у дома викария стали появляться конверты. Одно письмо особенно привлекло его внимание. В нем некая Мэри Уитстон, проживающая на тихой улочке на северо-западе Лондона, описывала благополучную жизнь со своим мужем, служившим адвокатом, и двумя примерными детьми, Беатрис и Недом. До сих пор воспитанием отпрысков занималась няня, но пришло время позаботиться о том, чтобы они получили надлежащее образование. Новой гувернантке предоставят отдельную комнату. С детьми она будет проводить по шесть часов в день, шесть дней в неделю, и не исключено, что станет сопровождать их в поездках. В остальном своим временем она будет распоряжаться по собственному усмотрению. Всестороннее образование, как писала миссис Уитстон, должно, по ее представлению, включать периодические посещения музеев, музыкальных концертов и, возможно, даже театров. Эванджелина, которая никогда не выезжала из родной деревушки, была заинтригована. Она прилежно и подробно ответила на многочисленные вопросы миссис Уитстон, отправила ей письмо и стала дожидаться ответа.

Несмотря на свою провинциальную непосредственность, а может, напротив, благодаря ей, девушка смогла впечатлить мать семейства в степени, достаточной для того, чтобы та предложила ей место гувернантки: двадцать фунтов в год плюс проживание и питание. Эванджелине это предложение показалось крайне щедрым. Ну а епископ и молодой курат, пребывающий в шаге от начала новой жизни в доме приходского священника, оба вздохнули с облегчением: небеса услышали их молитвы.

Последующие несколько дней в Ньюгейте Эванджелина лихорадочно размышляла о том, к кому можно обратиться за помощью, но так ничего и не придумала. Действительно, кто бы мог убедительно засвидетельствовать ее добропорядочность? Хотя она, как дочь викария, и пользовалась в Танбридж-Уэллсе некоторой долей уважения, однако, поскольку отец постоянно держал ее при себе, настоящих друзей в деревне девушка так и не завела. Эванджелина прикидывала, не связаться ли ей с экономкой, работавшей в доме священника, или, допустим, с мясником, или пекарем, или одним из служащих в лавке, с которыми она была на дружеской ноге, но подозревала, что слово обычного селянина большого веса иметь не будет. В Лондоне же, кроме семейства Уитстонов, она не знала ни души.

От Сесила ничего слышно не было.

А ведь он уже должен был вернуться из Венеции. Уже должен был узнать о случившемся. Какая-то крохотная часть ее цеплялась за надежду, что Сесил проявит благородство и заступится за нее. Может, даже пришлет возлюбленной письмо: «С тобой поступили несправедливо. Я все им рассказал». Не исключено, что даже приедет повидаться с ней.