Изгнанные в облака

– Каждому нравится его детство пускай оно и протекает в говне, – вздохнул профессор. – Как-то незаметно пролетели годы. Каждые выходные мой сын помогал мне проводить опыты и даже запустили как-то опытную модель миниатюрного гравитолета. Уже подростком он уже окончил университет, а в 19 лет его приняли на работу в Институт благих достижений. Мой мальчик. Я так им гордился. В один из дней, он приехал навестить нас не один, а с девушкой. Лиоза такая приятная девушка. Она одевалась необычно. У нее яркие фиолетовые волосы. И она очень начитанная. Они очень подходили друг к другу. Поженились без гостей в каком-то разваленном храме в тропиках. Прислали фото.

Старик вздохнул.

– Они каждый день выходили на связь. Жили они в Бабуле. Родилась внучка – ее назвали Лиофандра. Все было у них хорошо. Работа, дом, семья и внучка. Они собирались к нам привезти. Но так и не приехали. А потом мне позвонил их общий друг. Звали его Меркант. Он дал мне инструкции, как выйти на связь, чтобы никто не мог прослушать. Он и сказал, что дела плохи. Лиоза связалась с анархистами. Правительство возбудило дело в отношении мальчика.

У меня аж в глазах похолодело.

Эрманн расправлялся со всеми инакомыслящими без всякого суда. Все подозреваемые просто пропадали с концом. Я приехал, но попасть к нему так и не смог. Мне объявили, что мой сын приговорен к стиранию памяти. Он будет поселен в новом месте и с новыми документами.

И тогда я бросил все свои ресурсы на поиски своего сына. Я объездил весь мир, можно промотал состояние. Мои агенты спускались в ашрамы, в катакомбы, общались с анархистами, падшими женщинами, преступниками. Я платил деньги за любую информацию. Но я так и не нашел. Где-то были предположения, что всем преступникам стирали память. О, если бы это было так.

А потом, когда я почти напал на след моего сына, через год после его пропажи началась вся эта катавасия с нашествием этих роптов. У меня была только одна зацепка. Город Электум в тропиках. Большой и красивый, но полный трущоб и преступности. Именно туда я и направляюсь. Я отправился туда сразу же после смерти Сильды.

– Мы с вами профессор, – поднялся я.

– Это опасно, – покачал головой старик.

– А сейчас везде опасно, – вскинула голову Зети.

***

Колодцы в пустоши глубоки. Желоба, выкопанные века тому назад. В колодце, что нам показался на вторую неделю пути, оказалось столь мало воды, что мне пришлось провозиться на дне до ночи. А после я лежал и смотрел на звезды, наслаждаясь каждым вздохом. И с желудком готовым лопнуть от воды.

Фью подошла к старику и внимательно на него взглянула.

– Я вот не пойму, почему ты все время ругаешься, ну вот объясни мне, пожалуйста. Ну почему?

Старик держал в зубах хворостину. Лицо его исказилось улыбкой. Он вдруг стал красивым. Ямочки на щеках. Вроде и нет ничего за плечами. Переживаний, тревог, переворотов, революций, слежек, бросков через болота, штурмов, звонков в ночи с известиями о кончине близких. А есть только вопрос девочки в пустыне.

– Наверное, ты родился старым, поэтому такой злой, – сделала вывод Фью.

Старик ухмыльнулся.

– А у тебя была лошадь?

– Нет, – покачал головой старик. Он притянул девочку и посадил на колени, втягивая запах ее волос, которые он приглаживал жесткой ладонью.

– А собака?

– Нет.

– А котенок?

Нет. Зато у меня был сейф с деньгами. Я был очень богат.

– Если у тебя не было собаки, лошади и котенка значит, ты не такой уж и богатый ты был.

Лошадь вдруг встала на дыбы и заржала. Веревка натянулась до отказа. Шопик начал отчаянно лаять во тьму. Фью бросилась и зарылась в объятьях профессора. Туда же отправился и щенок, решив, что с лаем он погорячился.

– Может это опять волк? – спросил я. – А может… ропт. Пастух сказал, что лошади их чувствуют.

Старик вгляделся во тьму. Я почувствовал, как бьется мое сердце. Стук, один за другим. Во рту у меня все пересохло мгновенно. Лошадь хрипела и рвалась, роняя пену изо рта, а потом затихла. Ночная тишина пронзительно зазвенела. Даже сверчки затихли. Старик начал накрывать костер песком. Ночь сгустилась, накрыв нас сиянием звезд.

– В такой глуши их быть не должно.

– Заткнись, – прошипел профессор. Он приник к земле ухом, старательно вслушиваясь в ее биение.

– Это ропт, – прошептал я. – Лошадь привлечет внимание, давайте отпустим ее.

Лошадь вновь ржать и рваться в пустошь. Хлопья пены ее падали на землю. Она била двумя копытами о землю.

– Если мы отпустим нашу последнюю лошадь, то не дойдем, – профессор покачал головой. – Мы будем ждать до последнего. Есть надежда, что это не ропт. А вы спускайтесь в колодец.

– Я вижу эту тварь – прошептала Зети. Глаза ее мутно черные сверкали, отражая лунную косу. – Оно идет к нам. Там. Это ропт.

– Срочно в колодец, – сказал профессор, Он начал разматывать веревку. – Ты мне поможешь опустить вниз девчат.

Зети обхватила Фью, а профессор, быстро сделав петлю, пропустил ее на поясе.

– Я не хочу туда, – зашептала девочка. – Я не хочу. Она протяжно заплакала. И казалось, этот плач, погашенный в ладонь Зети, пронесся эхом по всей ночной тиши.