Изгой

Мысли текли неторопливо, было больно до ужаса. Но Юрий собрался, чтобы достойно ответить. И в этот момент Матвеев крикнул, в голосе боярина прорвалась ярость:

– Жги!

– Уй-я!

Юрий взвыл от боли, кнут ожег его по плечам. Задергался, беспомощно вися – плечи горели адовым огнем. Хрипло завыл и выплюнул слова, помня напутствие архимандрита.

– Сука ляшская! Ты вор! Сам хороняка притаившаяся. Я в остроге от ляхов скрывал тайну оружия, а ты о ней, шпынь ненадобный проведал! Панам хотел все выдать и теперь пытками секрет оружия из меня вымогаешь, чтоб схизматикам проклятым выдать!

В подземелье нависла звенящая тишина – лица приказных побледнели, это стало заметно. Обвинение, брошенное в лицо всемогущего боярина было убийственное – все осознали мгновенно. В том числе и сам Матвеев, в ярости закричавший палачу:

– Жги!

Кнут щелкнул и прошелся по спине – но странно, боль от удара была не резкой и ошеломительной, а слабой, и совсем не надрывной. Палач либо промахнулся, либо ударил чуть-чуть, стараясь не причинить жертве страданий. И Юрий решил воспользоваться моментом:

– Меня татары пытали – зри крест вырезанный у моего сердца! Я им ничего не сказал, и тебе предателю не скажу! Ты Русь святую ляхам давно за десять тысяч злотых продал, обещал им тайну оружия поведать! Бороду на ляшский манер постриг и их поганые одеяния надел – тьфу на тебя, хороняка, вор и изменник!

– Жги! Жги!! Жги!!!

Кнут защелкал – Юрий завыл и задергался. Опять же боль была слабой, но она все же имелась, хотя палач явно жалел его. Видимо, на «заплечных дел мастеров» и приказных людей его горячее обвинение боярина принесло определенное впечатление.

«А дьяк как в спину боярина злорадно смотрит, будто кинжалом собрался ударить. И палачам знак рукой дает – ладонью на пол показывая. Подьячий строчит с высунутым языком – все мои обвинения в адрес боярина тщательно записывает, тут гадать не надо. Теперь надо себя из дерьма вытащить, а боярина там и утопить!»

– Государю нашему Федору Алексеевичу все секреты воинские расскажу без утайки, как и надлежит! Божьей милостью патриарху Московского и всея Руси святейшему Иоакиму тайну открою!

Но не тебе изменнику подлому, Артамошке Матвееву, рода низкого сквернословцу, пердуну, бегуну и сутенеру! Что польскую одежду напялил шут гороховый, русской уже брезгуешь, паршивец, нос от нее воротишь, нечестивец! Срамник!

Побагровевший Матвеев соскочил с кресла и подскочил к висящему Юрию, больно схватил его за подбородок, рванул – в пальцах остался клок волосков. Заорал прямо в лицо:

– Я роду знатного, холоп! Ты сам срамник, пес безродный! Я с поляками в сражениях бился….

– Теперь им сейчас служишь преданно, зрадник! Я из княжеского рода королей Галицких. У меня две грамоты королевских в тайном месте хранятся с золотыми печатями хрисовулами! Их я патриарху отдам, государю Федору Алексеевичу, а не тебе псина подзаборная! Тьфу на тебя! Смерд из грязи к трону подобравшийся!

– Ты княжеского рода?! Лжа!!!

Глаза Матвеева округлились, и тут смачный плевок попал прямо в них. Затем еще один, на этот раз кровавая слюна потекла по седой бороде. Боярин снова схватил его за подбородок, но вот подлого удара не ожидал – изогнувшись и дернувшись, Юрий нанес ему удар коленом. Этого хватило – Артамона унесло на каменный пол. Терять больше было нечего, и Юрий заорал во весь голос:

– У тебя нет приказа государя Алексея Михайловича, в котором тот повелел меня пыткам предать! По своему желанию меня на дыбу вздернул, лишенец и смерд! Лжу ты выдумал, чтоб меня умертвить под пытками! Очень не хочешь, чтобы Русь силы обрела! Люди православные! Вы же видите – это вор, тать и изменник!

Силы покинули Юрия – боль его доконала, он повис безвольной тушкой. Зато в Матвеева сотня бесов вселилась – боярин в ярости схватил пучок лыка, сунул его в жаровню – оно вспыхнуло. И кинулся на висящего на дыбе Галицкого – ткнул пламенем в грудь.

– Смерд!

Но на ругань снова получил в ответ оскорбление и пинок от дергающегося на дыбе Юрия.

– Сам холоп!

– Убью!

Боярин впал в бешенство, уклонился от удара и попытался ткнуть импровизированным факелом в глаза. Однако вмешались приказные людишки, число которых резко увеличилось – они навалились со всех сторон на Матвеева и отволокли его в сторону. Тот вырывался, орал и плевался – но его бережно и с почтением держала большая кодла.

– Что тут происходит в моем приказе, Артамон Сергеевич?

В пыточной появился новый боярин – в тяжелой шубе и высокой шапке, в руках посох, на бородатом лице горят недобрым огнем глаза. И голос веский такой, поневоле подчинишься.

– Государь Алексей Михайлович повелел хороняку этого и самозванца зловредного пытать беспощадно!

– Лжа! Нет на то у него приказа! Пусть грамоту покажет!

После выкрикнутых слов Юрий бессильно повис.

– А есть грамота на то от покойного царя Алексея Михайловича?

Рокочущий голос боярина раздался среди всеобщего молчания. Но Матвеев неожиданно побледнел и пробормотал:

– На словах мне о том покойный надежа-государь повелел…