Изгой

– Да. Тебе там понравится, – неожиданно встрял Голодяев.

Мы допили пиво. В меня влезло чуть больше половины, и уже изрядно подкашивало; чтобы находиться в форме при принятии алкоголя, нужно его употреблять почаще. Мы вышли из спорт-бара и направились в машину Голодяева. Я не стал спрашивать насчёт того, почему он ведёт машину в нетрезвом виде – в общем-то я понимал какой получу ответ, а ещё мне не хотелось слушать его трёп.

7

Ситуация на улице снова принялась проскальзывать в моём взоре, уже изрядно опьяневшем и утратившем реакцию, взоре. Сейчас повылазил определённый тип людей: гуляки, пьяницы, транжиры, наркоманы, – теперь их время. Полицейских не было; Голодяев гнал по главной под сто пятьдесят километров в час. В городской черте это было специфически. Я чувствовал себя великолепно расслабленным и не хотел думать ни о чём. Я просто чувствовал момент, как в былые студенческие годы.

Неожиданно Барон заговорил:

– Именно безразличные сволочи убили Иисуса. Хах, если верить Завету, то он шёл по всем улицам Иерусалима и все только, что и делали – вздыхали да жалели его. В чём собственно смысл самого убийства? Так именно в бездействии. Пилат и полиция делали свои обязанности, и выполняли существующий закон. Им это было необходимо сделать, ведь существует закон. Я не оправдываю этих ублюдков, нет, но в чём их вина?

– Ты прав, но меня это не волнует, – ответил я.

– Ты вспомни апостолов, которые якобы оправданы тем, что Иисус сказал: «Ничего делать не надо, ребята». Это чушь собачья. Какой друг так поступает, и какой друг может смотреть на то, как погибает его товарищ. Их ничто не оправдывает – они жалкие трусы и этим всё кончено. Безразличие, брат, оно развращает похлеще гнева.

– Ты это к чему?

– Знаешь, что самое интересное в этой ситуации? – сказал Барон, видимо не заметив мой вопрос, и повернулся ко мне.

Я отрицательно мотнул головой.

– Они же ведь ещё оправдываются. Они всегда оправдываются и оправдывались тогда особенно.

– Да, ты прав.

Я уже не стал спрашивать о почве его размышлений, и что его натолкнуло вдруг на эти мысли именно сейчас – я просто хотел расслабиться. На самом деле, в чём-то он действительно был прав.

Снега уже не было, и улица казалась, словно после дождя. Побагровевший Голодяев резко вывернул руль и припарковался во дворе. Безлюдный двор вдруг наполнился тремя подвыпитыми и жаждущими развлечений парнями. Голодяев прервал мёртвую тишину:

– Вот это поездочка!

Мы двинулись в клуб, который был через дорогу. Охранник был знакомым Голодяева и Барона, и поэтому не возникло трудностей, чтобы проникнуть внутрь. По-идее трудностей и без того не возникало, но страховочный вариант обеспечил мне полную уверенность в ситуации.

Мы зашли в клуб, и у меня перекрыло дыхание: ни вдохнуть, ни выдохнуть. Слишком много людей в одном месте и в одно время – это вызвало у меня панику. Ко всему играла громкая музыка. Атмосфера накалилась. Нужно было срочно выпить – это единственный шанс не сойти с ума.

Палитра людей описывала всё положение социальной ситуации. Обеспеченные люди располагались за вип-столами; простые люди среднего достатка – на танцполе и за барными стойками. Системные приоритеты были железно расставлены. «Даже здесь ничто не может перемешаться», – сказал я вслух, никто меня всё равно не слышал.

Мы подошли к барной стойке и бармен спросил:

– Вам чего-нибудь налить?

Это был слишком риторический вопрос. Я так понимаю, что он задаёт этот вопрос по сотне раз за ночь и эта фраза закрепилась в его лексическом словаре, что он выдаёт её на автомате, вместо обычного «здравствуйте». Странный парень. Он каждую ночь видит толпы пьянющих и закинутых человекоподобных существ. Что он думает о них, находясь при этом в абсолютно трезвом состоянии?

Голодяев опёрся на стойку, показал три пальца и сказал:

– Три текилы! – он скорее даже закричал, чем сказал. Бармен сразу же всё приготовил и мы выпили.

Барон оглядывался и пристально всматривался в людей. Я так думал, что он искал знакомых или девушку для развлечений. Он знал, что я смотрел на него и поэтому сказал, не отводя глаз от толпы:

– Ищи человека, который тебе сразу покажется психом. Он так и выглядит, по-другому я тебе описать его не могу.

– Тут полно таких, – сказал я, посмотрев в толпу.

– Да, но этот особенно выделяется.

– Вон он! Видишь? – Он указал на человека, который тоже увидел его и развязной походкой приближался к нам. Этот человек был в ковбойской шляпе и расстегнутой чёрной в бардовую полоску рубашке, под низом которой была цветная футболка; на ногах у него были коричневые хлопчатобумажные штаны, заправленные в низкие ботинки такого же цвета. Этот человек действительно выделялся, даже в клубной среде. Он почему-то не показался мне психом – немного странноватый, но вполне нормальный человек.

Они с Бароном пожали друг другу руки и обнялись, словно тысячу лет не виделись. Барон представил меня этому человеку:

– Это мой брат – Михаил, – сказал он. Потом обратился уже ко мне: – Это Родион – мой старый приятель.

– У тебя есть брат? – спросил Родион, подкуривая сигарету.