Изгои

– Нужно дома прибраться, – сказал я. – А то кто-нибудь зайти может – репортеры или полиция, да и вообще, из социальных служб вот-вот должны прийти, как обычно, проверять нас.

– У вас дома не грязно. Видел бы ты, что у меня дома творится.

– Я видел. И если бы у тебя хоть чуть-чуть соображалка работала, ты бы тоже по дому помогал, вместо того, чтоб шататься без дела.

– Ой, малыш, ты это брось, мать бы удар хватил, если б я ей помогать стал.

Смешинкина мать мне нравилась. Она была такая же добродушная и веселая, как и он. Лениться она не ленилась, не то что Смешинка, но ему все с рук спускала. Хотя, черт его знает, – по-моему, на Смешинку вообще невозможно злиться.

Когда мы закончили уборку, я натянул коричневую куртку Далли – сзади она вся почернела от огня, – и мы отправились на Десятую улицу.

– Я бы сам нас отвез, – говорил Смешинка, пока мы шли по улице, пытаясь поймать машину, – но на моей тачке тормоза отказали. Мы с Кэти чуть не разбились в ней вчера вечером. – Он вздернул воротник своей черной кожаной куртки, чтобы заслониться от ветра, и закурил. – Видел бы ты брата Кэти. Вот уж кто вылитый гангстер. Такой набриолиненный, что не идет, а катится. В парикмахерскую, небось, ходит не стричься, а масло менять.

Не будь у меня адской головной боли, я бы даже посмеялся. Мы заскочили в «ОК-Холодок» купить по банке колы и передохнуть, и тут рядом притормозил голубой «мустанг», который тащился за нами восемь кварталов. Я чуть было не рванул с места, но Смешинка, похоже, понял, что я хочу сделать, еле заметно мотнул головой и бросил мне сигарету. Я закурил, а из «мустанга» тем временем выскочили вобы, которые тогда на нас с Джонни напали в парке. Я узнал парня Марсии, Рэнди Аддерсона, и того верзилу, который меня чуть не утопил. Я их ненавидел. Это из-за них Боб погиб, и из-за них умирал Джонни, из-за них нас с Газом могут отправить в приют. Я ненавидел их с горечью и презрением, я ненавидел их, как Даллас Уинстон.

Смешинка облокотился на мое плечо, затянулся сигаретой.

– Вы знаете правила. Перед схлестом никакого баловства, – сказал он вобам.

– Знаем, – ответил Рэнди.

Он поглядел на меня.

– Отойдем? Хочу с тобой поговорить.

Я взглянул на Смешинку. Он пожал плечами. Мы с Рэнди отошли к машине, чтобы остальные нас не слышали. Мы сели в машину помолчали. Черт, я в жизни еще ни разу не сидел в такой крутяцкой машине.

– Я читал про тебя в газете, – наконец сказал Рэнди. – Как это вы так?

– Не знаю. Может, в героев поиграть захотели.

– Я б так не смог. Не полез бы за детьми, они бы сгорели.

– Может, и полез бы. Может, поступил бы как мы.

Рэнди вытащил сигарету, зажег ее от прикуривателя.

– Не знаю. Ни черта я больше не знаю. Никогда б не подумал, что грязер на такое способен.

– «Грязеры» тут ни при чем. Мой приятель, вон там, он бы не полез, например. А ты, может быть, и полез бы, а твой друг – нет. Это все от человека зависит.

– Я сегодня на схлест не пойду, – медленно сказал Рэнди.

Я внимательно поглядел на него. Ему было лет семнадцать, не больше, но он уже был старым. Старым – как Даллас. Черри говорила, что ее друзья, мол, такие все из себя опытные, что их уже ничем не проймешь, но ведь она же помнила, как смотрела на закат. Рэнди вроде тоже был весь такой опытный и непрошибаемый, а в глазах – боль.

– Как же мне это все надоело. Сил уже никаких нет. Боб был хорошим парнем. Лучше друга не найдешь. Да, он классно дрался, и был крутым чуваком, но еще он ведь был – и человеком. Понимаешь?

Я кивнул.

– А вот теперь он умер, у его матери нервный срыв. Они его избаловали. То есть я о чем, таким сыном все родители бы гордились – симпатичный, умный и все такое, – но они ему во всем потакали. Он только и ждал, когда же ему кто-нибудь скажет: «Нет», а они все не говорили. А ему только это было нужно. Чтобы кто-нибудь сказал ему – «Нет». Чтобы кто-нибудь установил правила, обозначил границы, дал ему то что-то весомое, от чего можно оттолкнуться. Нам всем, на самом деле, это нужно. Однажды… – Рэнди попытался улыбнуться, но я видел, что он чуть не плачет, – …однажды он пришел домой пьяный просто как свинья. Думал, ну уж тут-то они ему всыплют. А они, знаешь, что? Решили, что это они что-то не так делают. Решили, что это они во всем виноваты – что это они не оправдали его надежд, что это они его довели типа. Взяли всю вину на себя, а ему ничего и не было. А если б его старик просто его выпорол бы – хотя бы разок, как знать, может, он сейчас бы и жив был. Не знаю даже, зачем я тебе это все рассказываю. Никому больше я этого рассказать не могу. Мои друзья… они думают, что у меня крыша поехала, что я раскис. Может, так оно и есть. А я только одно знаю – мне все это уже обрыдло. Этот пацан – приятель твой, который обгорел – он умрет?

– Может, – ответил я, стараясь не думать о Джонни.