Изгой, Крах Советской империи (СИ)

Алекс пожал плечами. Оставалось только догадываться, как ксива капитана,

украденная у того из кармана ушлым вором, попала в руки крупного государственного

деятеля. Но сейчас перед ним стояла одна задача: вырваться из капкана, в который утерей

своего служебного удостоверения его загнал опекун и куратор.

– Отвечай! – хозяин кабинета развернул настольную лампу, ослепив Алекса, – я,

кажется, с тобой говорю.

Детский сад. Голос не гремел под сводами потолка, не срывался на крик, но змеей

заползал в душу, пробуждая забытые страхи. Наверное, с кем-то такой способ работает.

«Колобка» стоило бояться. Его розовых щек, глубоко посаженных поросячьих

пронзительных глаз, пухлых причмокивающих губ.

Ссутулившись в пучке света, Алекс втянул голову в плечи, лицо предательски

исказил испуг, сил хватило произнести только едва различимое:

– Нет, я не знаю… что это.

– Значит, не знаешь, да?

– Нет, и не понимаю причину разговора, – Алекс старался сохранить достоинство,

храбрился, но голос его дрожал. Он постепенно входил в роль.

– Кто твой друг? – злорадствовал чиновник.

– Какой?

– Вместе с которым ты был у меня.

Всем своим видом Алекс выказывал полное непонимание сложившейся ситуации.

– Нас было четверо…

Лампу опустили, и он увидел выражение лица своего собеседника. «Компенсирует

комплекс роста за счет социального статуса. Комплекс Наполеона», – пришла в голову

мысль.

Чиновник задавал вопросы один за другим, казалось, они напрямую не касались

происходящих событий, но уже через десять минут он считал, что знает об Алексе все. За

десять минут он с удовольствием полакомился легендой, преподнесенной на блюдечке с

голубой каемочкой.

– Так, значит, вы его не знаете? – хозяин кабинета сменил гнев на милость, поумерив

тон.

– Нет. Мы познакомились на улице девятнадцатого августа возле здания парламента,-

в который раз ответил Алекс.

– Отлично. Отлично. Значит, вы не знаете, что ваш знакомый, – чиновник сделал

ударение на слове «знакомый», – сотрудник КГБ СССР?

– Как? – Алекс едва не упал со стула. Станиславский бы аплодировал стоя.

– Вот так, – собеседник потирал руки, удовлетворенный произведенным эффектом. –

Вы единственный были все время у нас на виду. Остальные исчезли, даже не пришли за

очередной порцией информации. – Он на секунду задумался, – нам будет еще необходима

ваша помощь. Вы помните всех из своей четверки?

Алекс кивнул, готовый сотрудничать с представителем власти.

– Если кто-то из них появиться в поле вашего внимания, – чиновник подался вперед,

тон беседы становился более доверительным, – а особенно ваш «друг», незамедлительно

сообщите нам. Только сами ни в коем случае ничего не предпринимайте. Кто их знает, что

у них на уме.

Всем своим видом Алекс выказывал полное понимание чрезвычайной важности

вопроса и признательность за оказанное ему доверие.

– Я могу идти?

– Да, конечно, – его собеседник не считал нужным продолжать разговор, – еще есть

для вас отдельное поручение: необходимо обеспечить проезд к парламенту автобусов

Латвийского телевидения и съемочной группы Си-эн-эн. Нам нужно, чтобы весь

цивилизованный мир увидел происходящее, поддержал нас.

В коридорах Белого Дома было темно, и Алекс шел наугад. Прислонившись спиной к

бетонной стене, он, чтобы унять бешеный ход мыслей, помассировал указательными

пальцами виски, почувствовав пульсацию вен.

Вся набережная освещалась прожекторами, что облегчало ориентирование в толпе.

Подойдя к баррикаде, Алекс подозвал группу молодых людей, собравшихся неподалеку.

– Надо разобрать, – указал он на сооружение.

– Что разобрать? – не поняли они.

– Не будем ломать, – добавил один, похоже, главный в этой компании, – кто ты такой,

вообще? – и он добавил к этому несколько непечатных выражений.

Алексу пришлось долго объяснять молодежи «что», «зачем» и «с какой целью»

необходимо сделать. Спустя пару часов у Дома Советов были частично разобраны

некоторые укрепления, предназначенные не столько для противостояния подконтрольным

ГКЧП войскам, сколько для поддержания морального духа и уверенности в победе.

Была ровно полночь.

* * *

Бом-бом!

События развивались по минутам. Радио Белого Дома освещало обстановку в

столице и передавало обращения правительства РСФСР и депутатов. Так сообщалось о

первой победе команды Президента России – десять боевых машин, находившихся на

Красной площади, перешли на сторону парламента, что стало сильным ударом по ГКЧП:

оказавшиеся под боком танки «противника» были весьма некстати.

Геннадий Бурбулис16 [ Бурбулис Геннадий Эдуардович, в августе 1991 года – советник

Президента РСФСР Б. Н. Ельцина, Государственный секретарь РСФСР] попросил

защитников Дома Советов не бросаться под машины. «Мы должны победить морально», -

сказал он.

Кто-то командовал организацией заграждений: защитники разбивались на сотни и

разворачивали бульдозеры в сторону возможного нападения. Нервы были напряжены до

предела. Час икс неумолимо приближался. Эта ночь должна стать решающей в истории

СССР. Ночь с двадцатого на двадцать первое августа 1991 года.