Изгой, Крах Советской империи (СИ)

К Алексу подошел Шурик.

– Слышал?

– Что?

– Говорят, Александр Владимирович приказал охране стрелять без предупреждения в

случае проникновения в здание переодетых в штатское сотрудников госбезопасности.

– Какой Александр Владимирович? – сходу не понял Алекс.

– Руцкой. Вице-президент РСФСР, – с укором произнес Шурик.

Алекс про себя усмехнулся. Долго же они раскачивались. Да здесь, наверное, уже

каждый пятый комитетчик. Как-никак и он сам является сотрудником спецслужб, а уже –

без пяти минут доверенное лицо одного из занимающих высокий пост чиновников,

находящихся в Белом Доме, удачно прошедший тест на лояльность. И ведь не на пустом

месте родился приказ. Ну, медвежью услугу оказал капитан.

* * *

Внутреннее радио передало о движении бронетехники к Краснопресненской

набережной.

* * *

На подходах к зданию парламента появились БТРы. Промедлить, значит,

подчиниться. Ополченцы приступили к действию. В бронемашины полетели булыжники –

части от мостовой. Раздавались крики, шум и гам. Кто-то кинулся под БТР, но, увидев, что

тот и не собирается останавливаться, выскочил прямо из-под колес.

Бронемашины продвигались медленно, дав шанс разъяренной толпе одуматься и

уступить дорогу силе. Никто не хотел отступать, считая, что противник слабее. Защитники

брали количеством, армия – мощью. Противостояние грозило перерасти в кровопролитие.

– Остановите их…

– Нам отступать некуда…

– Мы защищаем свою свободу…

– Насилие не пройдет…

Призывные крики переплетались с матом, выхлопные газы – с перегаром, рев

моторов – с ударами булыжников о броню, лучи прожекторов – с завесой ночной темноты.

Все смешалось в адской пляске на Краснопресненской набережной. Небритые несколько

суток мужчины походили на чертей, бронетехника – на невиданные машины преисподней.

Худощавый парень постарался вскарабкаться на броню, но, не удержавшись, со

стоном рухнул на мостовую.

– Бутылки! – призывно заорали на передовой.

В воздух взметнулись с десяток бутылок с зажигательной смесью, и только одна

достигла цели, воспламенив колесо БТРа, остальные образовали костры на асфальте.

Перед бронемашинами разлеглась целая живая дорога. Одни были пьяны, другие

свято верили в необходимость происходящего. Кто-то, вытянув вперед руки, старался

остановить продвижение техники. Ослепленные идеей защиты демократических

ценностей, люди шли на любые безумства.

Душераздирающий детский плач и последовавший за ним женский крик копьем

пронзили скрежет и рев бронетехники. Люди замерли на мгновение, отрезвленные

голосом материнской боли. Страх, беспомощность и сожаление застыли в их глазах.

Маленькая девочка лет шести, в голубом ситцевом платье сидела на голом асфальте в

полуметре от надвигающейся горы брони и плакала, вытирая пыльными ладонями глаза и

размазывая грязь по щекам. В стороне, на краю толпы, белая, словно полотно, билась в

истерике ее мать, удерживаемая несколькими людьми от попытки броситься под

многотонную махину.

Из БТРа ребенка не могли видеть, и казалось, что в считанные секунды все

закончится.

Алекс летел вперед, расталкивая людей в разные стороны, активно работая кулаками

и локтями, чертыхаясь, перепрыгивая через упавших, острым клинком рассекая толпу.

Внутри его сработала доселе неизвестная пружина, в голове что-то щелкнуло, и он понял,

что не может позволить крохотной жизни угаснуть. Это была не жалость. Озарение! Ведь

люди собрались здесь именно ради ее будущего, счастливого и безоблачного детского

завтра. Сейчас нет ничего ценнее, чем этот маленький человечек в голубеньком платьице.

Неожиданно толпа оборвалась, и он увидел застывший в больших васильковых

глазах немой нечеловеческий ужас.

Бом-бом!

Их разделяли секунды и добрых три, четыре метра. Резко выпрямив ноги,

оттолкнувшись, Алекс пулей выстрелил вперед, изогнувшись в прыжке, буквально смел

девочку с асфальта. Нутром почувствовал, как рядом прокатилось огромное колесо БТРа.

Все закончилось.

Он прижимал к себе небольшое детское тельце, чувствуя ее дыхание и

биение сердца. Это жизнь! Чужая жизнь, ради спасения которой, можно отдать свою.

Чувство, невиданное им ранее.

Перепуганная девочка всхлипнула, и Алекс ослабил объятия, выпустив ее из рук.

Болело плечо, а в голове пульсировал только один вопрос: «Зачем сюда привели ребенка?

Зачем?»

Мать взяла дочурку на руки и счастливо отошла в сторону.

На остановившийся БТР кинулась разъяренная толпа. Вылезший на свою беду из

бронированного душного нутра парнишка, заикаясь от испуга, пытался оправдаться, но

слушать его никто и не собирался. В лице тщедушного срочника-танкиста защитники

видели звериный оскал ГКЧП. Именно ему предстояло хлебнуть полную чашу народного

негодования.

Алекса обступили люди, спешащие помочь герою и восславить его подвиг. Не

дожидаясь благодарностей и не желая участвовать в суде Линча, он, прихрамывая, пошел

прочь, жалея, что привлек к себе излишнее внимание. Его поступок – крайнее проявление

непрофессионализма. Чем он лучше капитана, проворонившего служебное удостоверение

в стане врага? И что его заставило поступить именно так?

Кто-то дернул его за руку, не позволяя скрыться в толпе. Перед ним стояла все та же