Изгои Рюрикова рода

Цуриэль плюхнулся на скамью, расположился так, чтобы не терять из вида ни Лигурийца, ни его страшного меча. Силясь преодолеть волнения, старый воспитатель Иегуды сучил ногами. При этом чувствительные стариковские пальцы постоянно натыкались на пернатое увесистое тело гуся. Цуриэль хватался за кошель, посматривал на Борща, сосредоточенно поедавшего мелкую, отменно приготовленную рыбёшку. На столе стоял порожний кувшин, кружки, чашки. Столешница была покрыта подсыхающими пятнами пролитого вина, усеяна объедками. Остатки пищи набились в бороду осоловелого Возгаря, который восседал напротив, спиной к Лигурийцу. Низко склонив кудлатую голову, кудесник взирал на Цуриэля бессмысленным воловьим взглядом. Волхв часто и прерывисто дышал в лицо собеседнику чистейшим бражным духом – он оказался мертвецки пьян.

– Гойские помои! – воскликнул Цуриэль. – Разве можно творить полезные дела, когда вокруг торжествует беспутное пьянство? Я плёлся сюда с другого конца города, я вымок, я утомился. И что я застал?

– В твоих речах много лукавства! – промычал Возгарь, потрясая бородищей.

– Уж верно, не младенец я! Несметно умудрён! – раздражённо отвечал Цуриэль. – Но даже мудрости моей не достало. Не предвидел я эдаких осложнений! Не рассчитывал застать тебя в столь непотребном для дельной беседы виде!

Разбуженный голосами, под столом завозился гусь. Его грузное тело несколько раз толкнулось в колени Цуриэля. Старик насупился, изготовился к отпору, и не напрасно. Первый же удар клюва в колено исторг из его груди жалостный вопль.

– Уймите гуся! – пропищал Цуриэль. – Ради святости ваших богов, уймите!

– Бор-ррщ-щ-щ! – шипел Возгарь.

– Ш-ш-ш, – вторил ему магический гусь из-под стола.

– Аттту жида, Аврилох! – бормотал Возгарь.

Цуриэль сучил ногами, напрасно стараясь уберечь старческие голени от посягательств осатаневшего гуся.

– Бор-р-рщ-щ-щ! – шипел Возгарь. – Прими у иудейского прислужника мзду! Негоже нам задарма надрываться. Бор-р-рщ-щ-щ!

– Пошарь в мошне, достопочтенный! – посоветовал Борщ. – Может, монеты к рукам-то и прилипнут? Уж тогда ты их отрясешь, а я приберу.

– Ты задолжал им, достопочтенный?

Непомерно тяжёлая десница опустилась на хлипкое плечо старика. Цуриэль застыл телом, зажмурил глаза, снова открыл. Лигурийца на месте не оказалось. Исчез и огромный его меч. В ужасе Цуриэль прикрыл глаза. Старик желал бы и оглохнуть, если б Всевышний наградил его подобной милостью. И Всевышний не бездействовал. Волею своею управитель человеческих судеб придал хребту Цуриэля невероятную чувствительность, и теперь старик каждой косточкой сутулой спины ощущал, как циклопическая фигура кормчего Амирама воздвиглась у него за плечами. Лигуриец стоял, опираясь левой рукой на свой страшный меч. Правой же он накрепко придавил Цуриэля к скамье.

– Будь благополучен, достопочтенный Амирам, – только и смог проговорить Цуриэль.

– Буду! – пообещал Лигуриец. – А ты, достопочтенный, как поживаешь? Не сделался ли ты, ненагоком, жегтвой алчных бгодяг? Не подвеггаешься ли ты подлому вымогательству?

– Мой наставник. – Борщ указал на вконец осоловевшего Возгаря. – И этот достопочтенный старец заключили уговор.

– Сговор… – поправил ученика наставник.

– Нам была обещана плата…

– Мз-з-зда-а-а… – промычал Возгарь.

– За гадательные усилия…

– За чис-с-стую правду и цена тверда…

– И пгавда заганее определена? – подсказал Амирам.

– А то! – взревел Возгарь. – Правда одна, и она у жида в мошне! Гони монету и убирайся!

Трясущаяся рука Цуриэля проникла в кошель. Трепетные, потные пальцы ощупывали, перебирали монеты. Продолговатые кругляши липли к ладони, словно вымазанные мёдом. Цуриэль и взмок, и вконец извелся, но сумел извлечь из недр кошеля под неяркий, пасмурный свет ровно столько монет, сколько полагалось Возгарю за его гадательные утруждения. Под пытливыми взглядами сотрапезников взволнованный, утомлённый собственной жадностью старец яростно тёр ладонью о ладонь. Монеты, оглушительно звеня, падали на каменную столешницу. Амирам усмехался в тараканьи усы, приговаривал едва слышно:

– Щедгая плата, щедгая…

Борщ считал монеты, подгребая их в своему краю стола. Серебряные кругляши исчезали бесшумно и стремительно. Наконец стол опустел.

– Отлепи ещё две полушки, – проговорил Борщ. – Недодал. Не хватает.

От обиды у Цуриэля защипало в носу, предательской влагой наполнились глаза.

– Я дал, согласно уговору, ровно пятьдесят резан и сверх того давать не намерен!

– Довольно с тебя! – подтвердил Амирам. – В твоём кагмане монет больше, чем пегьев на твоём гусе. Поумегь алчность, не то ощиплю клювастого. Дочиста обгаботаю!

И Амирам пнул пернатое тело ногой, обутой в тяжёлый сапог. Гусь, наверное, ошибся. А может, магическая, умудренная древними божествами птица умышленно предпочла старческое колено Цуриэля высокому сапогу Амирама, кто знает… Получив чувствительный удар клювом, Цуриэль подпрыгнул, влажной ладонью затолкал в рот готовое вырваться наружу богохульство, отдышался, проговорил угрюмо:

– Слишком много шума от вас, слишком много беспокойства! Да и траты непомерные. Но не в этом главная беда…