Изгои. Роман о беглых олигархах

– Знаешь Мирей Матье? Прекрасная французская певица. Ты заметила – у них нет плохих певиц? Мирей однажды спела нечто волшебное под названием «Пардоне муа». Когда у меня долго не бывает женщины и когда я прокручиваю себе эту песню по такому, знаешь, внутреннему плееру или просто слышу ее по радио, то мне всегда хочется представить себе, что я у кого-то вот так же неистово прошу прощения.

– И как? Получается?

– Нет… Поэтому я больше стараюсь эту песню не слушать. Она для меня как последний, самый желанный недопитый глоток, которого не хватило, чтоб было совсем хорошо. И все из-за того, что без женского образа впечатление не закольцовывается. Понимаешь ты меня?

– Да-а-а, – тихо произнесла она и прижалась к нему. – Значит, для тебя любовь – это возможность просить прощения? Ты извращенец.

Он хмыкнул:

– Да никакой я не извращенец. Я правда решил, что ты меня поняла. Я имел в виду страсть, когда двое постоянно на лезвии ножа. Это никогда не продолжается долго, но остается в памяти на всю жизнь. Давай-ка поменяем тему. О! Я вижу, ты собираешься прямо здесь и заснуть?

– У меня закрываются глаза, ты такой большой, сильный. Отнеси девочку в кровать. Отнесешь?

– Девочке лишь надо назвать адрес кровати таксисту. Она сможет это сделать?

– Сможет. Только это. И больше ничего.

Из такси он вытащил ее на руках спящую. Разбудить ее не было никакой возможности, похоже, Вика не притворялась, она действительно спала. Он уложил ее на кровати в спальне, раздевать не стал. Сам обошел всю квартиру, хотел было пристроиться на диване, но потом, видать, передумал. Вышел и тихо прикрыл за собой дверь.

Очутившись на улице, еще совсем утренней, не проснувшейся, он решил пройтись. Улица была маленькой, вдоль дороги вплотную друг к дружке замерли автомобили. Их владельцы жили в таких же, как у Вики, трехэтажных домиках: по две квартиры на этаже. Где-то впереди, в отдалении, шумел большой город, а здесь было тихо, никакого движения. Когда он выдыхал, то его голова окутывалась паром, словно вершина горы облаками. Упали первые дождинки, и он поднял воротник, чтобы не налило за шиворот. Сзади послышались чьи-то быстрые, легкие шаги, он обернулся. Вика бежала за ним следом, не окликая, знала, что обязательно догонит. Он улыбнулся, развел руки, приглашая ее в свои объятья. Она добежала и уткнулась ему в грудь.

– Зачем ты ушел? Обиделся, что я не стала снимать с тебя брюки?

Он гладил ее по голове.

– Да нет же, глупая. Просто испугался, что ты сама прогонишь меня, когда проснешься. Похмелье любит уединение.

– А ты хотел вернуться? Потом?

Он мотнул головой.

– Почему?

– Не знаю. Может, потому, что я не верю в такие вот ночные встречи в пабах. То, что рождается ночью, с ней же вместе и умирает.

Она лукаво поглядела на него.

– Тогда правильно, что я тебя догнала. Видишь, я же никуда не исчезла.

– Мы так и будем стоять на улице? Дождь расходится. Небо раскандыбасилось, пошла моква.

– Прелесть какая! Откуда это?

– Со времен студенческих попоек в общежитии. Дождь и вправду усилился.

– А я и не заметила. Пойдем в дом. Будем отсыпаться и тюрить букаке.

Он удивленно уставился на нее:

– Будем что делать?

Она рассмеялась:

– Я объясню, когда сниму с тебя брюки.

* * *

…Они проснулись по очереди. Сперва он, осторожно сняв с груди ее руку, вылез из кровати, соорудил из полотенца, валяющегося тут же рядом на полу, набедренную повязку и босыми ногами прошлепал в кухню. Открыл холодильник, некоторое время изучал его содержимое. В холодильнике лежала половинка арбуза и французский багет. Больше, за исключением какой-то мелочи в виде пучка зелени осеннего окраса, в холодильнике ничего не было. Порезав багет кружочками, он подсушил их на сковородке, арбуз разделал на треугольники, все разложил на два овальных блюда, расставил тарелки, положил приборы. Вика появилась в кухне, молча налила себе стакан воды из чайника, с жадностью выпила.

– Сушняк? – он, положив локти на стол и подперев кулаками подбородок, наблюдал за ней. Кулаки мешали говорить, поэтому у него получилось «фуфняк».

– Я чувствую себя ужасно, – Вика говорила, отвернувшись, спина ее при этом вздрагивала точно при кашле. – Не смотри на меня, я похожа на зеленую рептилию.

– Я что-то не заметил. Садись завтракать. Пустой желудок похмелью не товарищ, – Павел ногой выдвинул из-под стола свободный стул. – Давай-ка.

– У меня ничего нет, – она все еще смотрела на стену перед собой, – я вообще почти ничего не ем дома.

– А я так не считаю. Что до меня, то я с удовольствием закушу этим арбузом с хлебом вместе. Так едят на Кавказе и в Астрахани. Вкуснятина. Попробуй.

Она повернулась, медленно прошла к столу, села.

– Я могу сварить кофе.

Ответить он не успел – Вика разрыдалась, закрыла лицо руками. Павел озадаченно уставился на нее:

– Милая, что с тобой такое?

После «милой» рыдания заметно усилились, Вика пыталась говорить что-то сквозь слезы, но ничего нельзя было разобрать. Наконец она усилием воли остановилась, отняла руки от припухших мокрых щек: