Евреи с готовностью гибли за свою веру, предпочитая смерть крещению или «осквернению неверными»; в частности, подобный героизм демонстрировали женщины:
Случай был с одной очень красивой девушкой из почтенной и богатой семьи. Она была пленена казаком и взята им в жены. Но раньше, чем он овладел ею, она схитрила: она сказала ему, что знает заклинание, которое предохраняет от всякого оружия. «Если не веришь мне, – сказала она, – возьми ружье и выстрели в меня – это мне не причинит вреда». Казак – ее муж, – поверив ей по наивности, выстрелил в нее из ружья, и она была убита наповал за святость имени, и не была осквернена неверными (господь да отомстит за ее кровь!). Еще случай был с красивой девушкой, которая была выдана замуж за казака. Она просила, чтобы он обвенчался с ней в церкви, стоящей на другой стороне реки. Казак выполнил ее просьбу и ее повели на венчальный обряд в великолепном одеянии под звуки музыки и танцев. Взойдя на мост, она прыгнула в воду и утонула за святость имени (господь да отомстит за ее кровь!). И еще было такое множество подобных случаев, что обо всех их рассказать невозможно.
Избежать насилия и откупиться от погромщиков удавалось крайне редко – только богатым и совершившим должное покаяние общинам.
В конце концов, на троне утвердился новый польский король Ян Казимир и худо-бедно всех замирил. Но слишком поздно: «бесчисленные тысячи» евреев погибли, а выжившие были обречены на нищету и бродяжничество. И все, что оставалось им и хронистам, повествующим об этих событиях, это оплакивать погубленные святые общины и молить Бога об отмщении.
О погромах сразу же, в течение нескольких лет, было написано около десяти хроник и
Титульный лист хроники Натана Ганновера «Пучина бездонная».
Венеция, 1653
Долгое время к еврейским источникам по Хмельничине доминировало некритическое отношение, так как их месседж вполне вписывался в общую мартирологическую концепцию еврейской истории. Но когда их стали сравнивать между собой и с источниками других жанров (прежде всего – судебными документами), а также с нарративами нееврейскими: украинскими и польскими, выяснилось, что реконструировать события на их основе надо осторожно. Евреи, поляки и украинцы смотрели на события 1648 года со своих колоколен, и их ценности и задачи влияли на те истории, которые они рассказывали. Украинские нарративы о «восстании Хмельницкого» подчинены задаче живописать героическую борьбу за православие и независимость; польские – проводят идею защиты цивилизованного мира поляками от варваров (казаков) и азиатов (татар); еврейские – оплакивают гибель «святых общин» и воспевают мученичество за веру.
Ян Матейко. Богдан Хмельницкий с Тугай-беем во Львове. 1885.
Национальный музей, Варшава