Изголовье из травы

Сакуры быстро-быстро пролетели, пошли огромные деревья с яркой изумрудной листвой. Вдруг появились наши русские березы, ели, нормальные клены зашелестели толстокожими листьями, как у нас, а не то, что миниатюрные японские кленовые листочки. Когда мы проезжали по этому «среднерусскому» Берендееву лесу, Лёня сказал про нашего соседа итальянца:

– Мне показалось, что он кому-то машет неистово в окно автобуса, увидел в чаще знакомых. А он просто стекло протирал, а то оно вспотело.

Первая станция – 1404 метра.

1590 метров – вторая. Тут есть почта. Можно послать открытку с Фудзи.

Незаметно стволы берез как-то скособочились, помельчали и превратились в карликовые березы, растительность лесотундры плавно перешла в растительность тундры, как если бы мы на минуточку проехали вдоль Сибири на Север. Дух захватывало от того, что у тебя на глазах стремительно сменяют друг друга планетные климатические пояса.

В конце концов, из тумана выплыли и остановились довольно крупные, приземистые, корявые и кривые северные пихты. А между черными их стволами величественно пролегали снежные языки Фудзи, те самые, которые отчетливо видны на той моей, бог знает сколько времени бережно хранимой почтовой марке.

Го-гомэ – пятая станция. А мы приехали на Шин-Го-гомэ – новая пятая станция на южном склоне, «граница неба и земли», откуда начинается карабканье, пешее многочасовое восхождение на вершину.

Мы вышли из автобуса и огляделись. Чудовищный ветер штормовой хлестал в лицо острой ледяной стружкой, хлопья снега и ливневый дождь, три эти разгулявшиеся стихии или поминутно сменяли друг друга, или накатывали разом. Наши попутчики, вмиг вымокшие, продрогшие, бросились в укрытие, но мы с Лёней взяли свои рюкзаки, надели на себя все теплые вещи, какие у нас были, предупредили товарищей, встали на тропинку, на снег, и пошли.

Это был полностью нереальный лес – стволы мокрых и черных пихт до того там закручены ветрами, завязаны узлами, переплетены ветвями и корнями, просто жуть берет. Земли ведь мало наверху, все больше вулканические камни, но камни и земля густо покрыты прошлогодними огненно-красными иглами лиственниц, новые-то весенние иголки чуть проклюнулись.

На черном склоне высятся алые синтоистские ворота – храм с колоколами, звонящими на штормовом ветру. И то ли туман виноват, то ли зыбкая атмосфера перехода в иные измерения: человек посредине Фудзи, я заметила, начинает нечетко смотреться – слегка двоиться, троиться. Это отразилось и на фотографиях, сделанных Лёней на Фудзияме. Хотя там достаточно сочно все изображено. Как я босая…

Ведь я-то босая! В одних сандалиях. И ничего мы не взяли с собой для меня – вот он апофеоз нашего путешествия! – ни башмаков, ни кроссовок. Так босиком я вышагивала по снегам Фудзиямы, в одно и то же время испытывая ужас и острейшее наслаждение, всей поверхностью стопы ощущая глубинные огненные недра этой мистической, таинственной до невозможности, далекой, как никогда, недосягаемой горы, таящей корень мира.

Перелезая через поваленные бураном, вывороченные с корнями лиственницы и сосны, пробираясь по бурелому и наледям пористых валунов, мы карабкались вверх. А этот шлак – он юзится, ноги на нем скользят, со всех сторон глядят на тебя молчаливые черные камни – явно с богатым прошлым, снег черный от вулканического пепла, в общем, – вулкан, древний такой вулканище, вынырнувший из океана. Кстати, я нашла по дороге древнюю морскую раковину!!!

Чем выше мы поднимались, тем круче забирал ветер, мела метель, метель превратилась в пургу. Кажется, сквозь нас с Лёней уже стремительно проносились облака. Начало темнеть, видимость – ноль, мы шагали почти вслепую… Там можно запросто было оступиться и полететь. А нам так хотелось подняться на Фудзияму…

Но тут мы услышали:

– ВСЕ В АВТОБУС!!!

И поняли, что пройди мы еще метров десять – обратно дороги бы уже не нашли.

Совсем стемнело, когда мы промокшие, замерзшие, возвращались в нашем чудесном теплом автобусе в родной Токио. Муж с женой из Штутгарта нам с Лёней чай налили из термоса. Дали печенья. Глава семейства уютно спрашивал:

– У вас тут бизнес или каникулы?

– И то и другое, – уклончиво ответил Лёня. – Посерединке.

Пятки у меня горели, пальцы ломило, как в детстве, когда я слишком долго в мороз каталась на коньках.

– На Фудзи побывали, – радовался Лёня. – На автобусе туда, на автобусе обратно, потусовались в облаках, съехали вниз.

– Еще одна вершина нам не покорилась! – с гордостью говорил он. – Покоряем базовые станции. Следующая гора, которая нам не покорится, будет Килиманджаро!

– Где мой гематоген??? – кричал он, обеспокоенный.

– Пиши! – говорит. – «Из Москвы мы взяли с собой гематоген, чтобы при восхождении на Фудзи не потерять калории. Вот что значит опыт».

Потом мы заснули мертвецким сном, и я вам не буду рассказывать, что нам приснилось. Скажу одно – это был день великого ликования, когда мы в последний раз услышали голос нашего дорогого Мацуо Басё.

Он сказал: