Изъян в сказке: бродяжка

Она тихонько охнула, увидев, сколько человек собралось на её свадьбу. Знать уже была внутри, но вокруг мельтешили, создавая длинный живой коридор от кареты до громадных дверей, купцы, горожане и прочий люд в светлых, праздничных нарядах. Сотни ртов что-то кричали, сотни рук ей махали, в воздух то и дело взлетали шляпы. Мэгг ступила на золотую ковровую дорожку и ровнее выпрямила спину. От волнения стало трудно дышать, платье показалось тесным в груди, а сухие морщинистые пальцы Кэнта, вцепившиеся ей в предплечье, превратились как будто в тиски. Сколько-то шагов — и они ступили под своды храма. В тот же миг разговоры и восклицания и вторивший им гул труб и рожков затихли. Над огромной площадью и по всему храму наступила тишина, но она была недолгой.

Откуда-то из-под сводов нежно запела одинокая свирель, и в её голосе слышались и птичий щебет, и девичьи напевы. Она рассказывала свою историю: это была история любви и радости. Вот к ней прибавила свой голос задумчивая виола, она соглашалась со свирелью, но при этом твердила: «Подожди, ты ещё не знаешь настоящего счастья, оно ожидает тебя, но ещё не наступило». Свирель сомневалась, а виола насмешливо убеждала её и пророчила радость, которой ещё не было на свете. Несколько тактов — и к их разговору присоединилась труба, но не одна из тех грубиянок, которые оглушали собравшихся ещё недавно, а музыкальная, нежная. Её голос — скорее мужской — вторил свирели и тоже пел о радостях, но уже о других. В нём не было легкомыслия или кокетства, только искренняя прямота и сила. Виола стала умолкать, и, когда она почти пропала, из последних звуков её полушёпота возникла флейта. И виола вернулась, и четыре голоса запели хором, и пели они о ней, о Мэгг.

Мэгг чувствовала, что её сердце в груди готово остановиться от восторга, на глаза навернулись слёзы, и она не пошла, а почти полетела вперёд по золотой дорожке навстречу сияющему Всевидящему Оку.

Святейший отец в белой сутане и с белой длинной бородой ждал её и протягивал к ней руку, приглашая. Мэгг остановилась, не видя, но чувствуя, что гости последовали за ней и заполнили собой весь просторный зал. Её взгляд метнулся в левую часть храма, ко второй двери, тоже открытой, и она уже не сумела отвести его.

Дорожка от этой двери была красной, и всю её покрывали металлические шипы, гвозди, а кое-где между рядами сидений натянули грубые веревки. Музыка оборвалась. На пороге этой негостеприимной двери появился милорд Эскот.

Он был одет в жемчужно-серебристый костюм, казавшийся издалека белым, его чёрные смоляные волосы спускались на гордо развёрнутые плечи. Не оглядываясь, он лёгким шагом направился вперед, словно не замечая преград и насыпанного на дорожке сора, с ловкостью перешагнул через все верёвки — и оказался перед алтарём.

Кэнт крепче сжал локоть Мэгги, и рядом заговорил святейший отец:

— Дети Всевышнего, — произнёс он ласково, как будто Эскот и Мэгг были его собственными, горячо любимыми детьми, — вы стоите перед Оком его, которое всё видит и всё замечает, которое читает истину в ваших сердцах, как строчки в раскрытых книгах. Пусть истина будет и на языках ваших, — Святейшая книга лежала перед ним, но он не опускал в неё глаз. — Кто эта женщина и в чьих она руках?

— Я, — в гулкой тишине храма голос Кэнта прозвучал слабо и со старческим дребезжанием, — я, лорд Рион Кэнт, привёл в храм Всевышнего свою внучатую племянницу, леди Магарет Кэнт, мою законную наследницу.

— Кто ты, стоящий здесь мужчина?

— Тео, милорд Эскот.

Святейший отец посмотрел сначала на Мэгги (его заботливый, проницательный взгляд смутил её), потом на Эскота, протянул обе руки и коснулся их пальцев.

— Тео и Магарет, — заговорил он, — мужчина и женщина, ваш грядущий союз освящён Всевышним в день творения и благословляем им.

Мэгги задрожала — в голове закружились роем глупые мысли о том, что она совсем не ожидала выйти замуж так скоро, сомнения, достаточно ли она красива, чтобы стоять здесь, страхи за то, что вдруг откроется правда. Милорд Эскот, наверное, заметив её волнение, чуть повернулся к ней и, не нарушая хода церемонии, ободряюще улыбнулся. Уже сегодня, подумала Мэгг, она будет принадлежать этому мужчине, он станет её защитником и опорой, а она посвятит всю себя, все свои помыслы и стремления, его благополучию. Страх пропал — ей больше не было страшно, только немного непривычно. Вот-вот её назовут «миледи Эскот». Она была этому рада.

— Мужчина суть есть огонь, — продолжал между тем святейший отец, — женщина суть есть вода. Союз их…

Мэгг ощутила, как сладко и нежно сжалось сердце, и поняла не разумом, а душой, что в храм вошла леди Майла. Повеяло грозой и свежестью, и она не сумела сдержать улыбки. Ей было радостно, что верховная ведьма будет присутствовать на свадьбе.

— … есть единство двух противоположностей…

Наверное, и принц Афран здесь — он почти всюду сопровождал леди Майлу, и, в отличие от многих других, Мэгг, как ни старалась, не находила в этом ничего дурного.

— … в котором вода укрощает бешеное пламя…