Изяслав

Подъехав к калитке, отрок, сопровождавший воеводу, начал стучаться в неё. Прошло немало времени, пока к оконцу подошёл какой-то мужчина и, выглядывая на улицу, со страхом спросил:

— Кто здесь и чего надо?

— Воевода приехал, — отвечал отрок.

Ворота, задвинутые дубовым засовом, немедленно открылись, воевода въехал во двор.

Не успел он слезть с лошади и отдать её челядинцу, как Людомира выбежала из терема и бросилась в отцовские объятия.

— Что ты так долго?..

— Да, поздненько вернулся, моя ласточка, но раньше и нельзя было, — отвечал старик.

— Где же ты был целый день?.. Я так беспокоилась о тебе… Когда ты отправился на княжий двор, приехал Вышата, искал тебя…

Воевода поцеловал дочь.

— Славный молодец этот Вышата… Ведь он окружил наш двор своими стражниками, и я только теперь отпустил их.

Казалось, Люда не придала особого значения похвалам отца.

— Но где же ты был весь день, тятя? — повторила она.

— На княжьем дворе, — задумчиво отвечал отец.

— Ну, что князь?..

— Уж нет его… Бежал из Киева, и теперь у нас новый князь, Всеслав, которого народ освободил из заточения, а митрополит благословил на княжий стол.

II. Сваты и гаданье

Не много пользы имели киевляне от Всеслава. Хотя он и навёл некоторый порядок после Изяслава, собрал новую дружину и двинулся на половцев, однако не причинил им никакого беспокойства, потому что настала зима и прогнала их прочь. Как половцы пришли неизвестно откуда, так и ушли — неизвестно куда. Воцарилось временное спокойствие; но это не удовлетворяло ни киевлян, ни самого Всеслава. Половцы, побеждённые стужею, а не оружием, могли вернуться весною и начать свои набеги. Но что хуже всего — мог вернуться Изяслав; начали ходить слухи, что он бежал в Польшу и оттуда собирается весною в гости к русичам. Это очень беспокоило киевлян и их князя, который по этой причине неохотно княжил. Сидя на престоле, на который его посадили киевляне из милости и необходимости, он стремился в Полоцк, в свою отчину… Вырвавшись из когтей жадного Изяслава, ему не хотелось попасть к нему во второй раз. В свою очередь и киевляне, замечая поползновения князя, с печалью смотрели в будущее.

Среди общей неуверенности настала зима, а там — коляда и святки. Оживился старый Киев, настал час общих удовольствий и веселья. А как известно, коляда праздновалась всегда торжественно. Но насколько коляда была для мужчин и женщин зрелого возраста праздником, кончавшимся шумными пирами, настолько святки представляли, главным образом, развлечение для молодёжи обоего пола. По заведённому обычаю, в святки устраивались вечеринки, или посиделки, служившие для забавы и знакомства молодых людей друг с другом.

После Рождества первая вечеринка должна была состояться у вдовы Брячислава, думного боярина ещё со времён Ярослава Мудрого. На эту вечеринку приехала и Люда. Дочь боярина, Богна, приходилась ей двоюродною сестрою. Несмотря на крещенские морозы, собралось много девушек. Все они поодиночке приходили до заката солнца. Уже в сумерки заперли ворота и никого не впускали, хотя видно было, что несколько человек конных и пеших с нетерпением ждали, когда их впустят во двор.

Однако их не впускали, так было принято. Прежде всего приходили девушки, а молодцев не пускали до тех пор, пока все девушки не занимали своих мест в гриднице.

С левой стороны гридницы отводились места девушкам на скамьях, покрытых чехлами и выстроенных в три ряда; скамьи расставляли так, чтобы каждый ряд был выше другого и девушки могли видеть сидящих и входящих мужчин. На некоторых лавках торчали прялки с прикреплённою к ним куделью.

С правой стороны были скамьи для мужчин, поставленные в том же порядке и также покрытые материей, но только в глубине гридницы, так что середина горницы оставалась свободной. Кроме того, стояли ещё две лавки у боковых стен.

Гридница освещалась четырьмя светильниками о трёх ножках. Два из них — по одному с каждой стороны лавок — ставились со стороны девушек, и такие же два — со стороны мужчин.

Когда скамьи были поставлены должным порядком и светильники зажжены, все девушки сошли с вышки и заняли предназначенные им места. Одни сели к прялкам, другие принесли с собой разные рукоделья.

После этого было разрешено отпереть ворота, и во двор въехало несколько молодых людей. Каждый из них поодиночке входил в гридницу; войдя, останавливался посередине и молча кланялся на четыре стороны в пояс, потом обращался с приветственными словами к хозяйке и девушкам:

— Челом вам бью, хозяюшка-боярыня, и вам также, красные девицы!

Девушки, не отрываясь от работы, пели каждому особую приветственную песню. Гость снова кланялся, благодарил за честь и занимал своё место.

Иван Вышата приехал позже других.

Войдя в гридницу, он, по обычаю, поклонился всем девушкам, но взгляд его остановился на Людомире. Девушки встретили его песнею: