Изюм из булки. Том 1

Последним говорил Кучаев.

Мои экзерсисы тех лет он похвалил, кажется, только пару раз: мрачноватое лицо вдруг освещалось усмешкой и становилось теплым. Эта фирменная кучаевская усмешка стоит перед глазами.

Он обладал настоящим чувством юмора – по аналогии с шахматами, я бы назвал это чувство позиционным. Он учил не смешить, а вышелушивать смысл.

Некоторые его формулировки я запомнил как рецепты – и пользуюсь ими уже много лет. Но главное, конечно, не рецепты: Кучаев помогал пишущему понять себя, осаживал самодовольных, жестко стыдил за потерю вкуса. Безжалостно лечил литературную местечковость, заставлял увидеть свой текст в большой координатной сетке…

Работаете в жанре черного юмора? Отлично. Что читали Хармса? Роальд Даль, Борис Виан? В первый раз слышите? Поговорим, когда прочтете.

В начале девяностых Андрей Леонидович уехал в Германию. В Москве появлялся нечасто. Испытывая пожизненную благодарность, я продолжал прислушиваться к его оценкам.

Кучаев умер в мае 2009-го.

Почему смешно?

С Леонидом Лиходеевым я познакомился в 1988 году, на том самом Совещании в «Березках».

Я, конечно, знал, с кем имею дело: фельетонами Лиходеева страна зачитывалась в первую оттепель – собственно, он и вернул в русскую литературу этот жанр.

Симпатия и уважение к Леониду Израилевичу были у меня наследственные: мой отец приносил ему на пробу свои тексты еще в конце пятидесятых… Сам я в личном обучении у классика был всего один день – тот самый день Совещания молодых писателей.

Разбор моих текстов Лиходеевым помню дословно. Впрочем, запомнить было нетрудно.

– Вот смотрите, – сказал классик, взявши в руки мои листки. – Над этой шуткой смеялись, а над этой – нет. Почему?

Я не знал.

И тогда он сам ответил на свой вопрос:

– Потому что это – правда, а это – нет. А смешно то, что правда!

Все гениальное просто. Полтора десятка лет я прикладываю лиходеевскую мерку к текстам, своим и чужим, и все больше убеждаюсь в ее точности. Смешно то, что правда.

Непременно парадоксальная, но обязательно – правда!

Юморина-89

В апреле 1989-го я положил в чемодан белую рубашку и несколько машинописных листков – и устремился на юг, на конкурс молодых писателей-сатириков, объявленный, по случаю разбушевавшейся перестройки, на «Юморине» в Одессе.

Перед этим пришлось пройти отборочный тур в Туле.

Отбирала победителей публика, и воспоминание об этом до сих пор продирает меня крупной дрожью.

Желание понравиться публике – то, от чего первым делом отучивают студентов театральных институтов. Для литератора же такой критерий – вообще смерть! Там, где оценивается не текст, а способность, как говорят суровые профессионалы жанра, «положить зал», – мало шансов у Зощенко и Вуди Аллена. Гениальные исключения (Жванецкий) лишь подтверждают жутковатое правило…

Писал я на ощупь, об эстрадном хлебе представление имел самое смутное и до сих пор благодарен тулякам, позволившим мне вскочить на подножку поезда (я занял третье место).

А победил в том отборе, а потом и на конкурсе – блестяще и без вопросов – рижанин Борис Розин. Зачем ему, автору текстов Геннадия Хазанова и признанному профессионалу, понадобилось участие в этом состязании, так и осталось для меня загадкой. Вообще-то его место было в жюри…

Наутро мы завтракали в тульском гостиничном буфете, и выяснилось, что Розин только что вернулся из Торонто и вскоре уезжает туда насовсем.

Две недели, проведенные в мире мытых с мылом мостовых, окончательно сорвали и без того желчного Бориса с советской резьбы. С трудом удерживая себя от мордобоя, Розин терроризировал официантку. Его интересовало буквально все: почему на скатерти пятно, почему на столе нет салфеток, почему у вилки отломан зубчик, почему к нам не подошел менеджер…

Менеджер – в восемьдесят девятом году, в гостиничном буфете в Туле!

Когда Розин холодно полюбопытствовал, почему официантка ему НЕ УЛЫБАЕТСЯ, я понял, что бить морду, и в самое ближайшее время, будут – нам…

Впрочем, Боря был прекрасен и до всякой Канады. Геннадий Хазанов вспоминал, как однажды (в глубоко советское время) он пригласил Розина прокатиться с ним не то в Подольск, не то в Серпухов – выступить, подмолотить деньжат, а заодно пообщаться.

Оттуда прислали машину – и они поехали. И когда съехали со стратегического шоссе собственно в Россию и машину затрясло по колдоебинам, рижанин Розин вежливо осведомился у шофера:

– Простите, а что: вчера бомбили?

Шофер поглядел на Борю из зеркальца дикими глазами.

Гран-при

В жюри одесского конкурса молодых писателей-юмористов по случаю перестройки сидели: журналистка, банкир, советский работник, редактор радио… Обидно, что никак не были представлены железнодорожники и работники ГАИ.

Но! Председателем жюри был – Григорий Горин!

Потом он уверял меня, что я бормотал текст, глядя на него чуть ли не с вызовом: мол, вы вообще не умеете стоять на эстраде, а туда же: сидите в жюри… Я этого не помню – я вообще ничего не помню; кажется, я был без сознания.