Изюм из булки. Том 1

На крик в комнату заглянула встревоженная секретарша.

Я тоже забеспокоился и спросил, в чем дело. Оказалось, дело как раз в первой строчке – известной всей стране строчке из одноименного мультфильма: «В голове моей опилки – не беда!»

И конечно, в «Куклах» ее должен был петь Самый Главный Персонаж. Но скажите: разве можно было, делая «Винни-Пуха», обойтись без опилок в голове?

Я доел печенье и ретировался, проклиная Алана Милна, Бориса Заходера и всех, всех, всех…

Обида

Позвонил Сергей Пархоменко (в просторечии Пархом, в ту пору – парламентский корреспондент газеты «Сегодня»). Поздравляю, говорит, тут из-за тебя скандал в Совете Федерации.

Господи, твоя воля! Я спросил: что случилось?

Оказалось: североосетинский президент Галазов заявил, что народу его республики нанесено страшное оскорбление в программе «Куклы»: республика была изображена в виде женщины-мусульманки.

Речь шла о кукольной стилизации на темы «Белого солнца пустыни».

Я был ошарашен. Мне в голову не приходило, что мусульманка – это оскорбление, тем более в контексте «Белого солнца…». Война, Джохар – Абдулла, Грачев – Петруха, солдат Сухов – Борис Николаевич…

Я спросил Пархома: нельзя ли разъяснить господину Галазову содержание слова «метафора»?

Пархом подумал несколько секунд и ответил:

– Не советую.

Другая обида

Программа-антиутопия, снятая зимой 1996-го, называлась «Воспоминание о будущем». Действие ее происходило в двухтысячном году, через четыре года после Зюганова на выборах.

Картинку я рисовал вполне предсказуемую: в Прибалтике снова русские войска, в продуктовом магазине – шаром покати, изо всех репродукторов – один и тот же Кобзон с песней «И Ленин такой молодой»… А резиновый Егор с резиновым Григорием трудятся на лесоповале (объединились наконец).

И вот они пилят у меня, значит, бревно и вспоминают коллег-демократов.

И была в этом диалоге такая опасная шутка, что, мол, Боровой с Новодворской бежали, переодевшись в женское платье…

Через неделю раздался звонок.

– Господин Шендерович? – осведомился неподражаемый голос. – Это Новодворская.

Я похолодел, потому что сразу понял, о чем пойдет речь.

– Виктор, – торжественно произнесла Валерия Ильинична. – В своей программе вы нанесли мне страшное оскорбление…

Возразить было нечего – бестактность была налицо, хотя и невольная, разумеется. «Куклы» делались «с колес», в страшном темпе, и, написав программу, я не всегда успевал ее внимательно прочитать…

Я начал извиняться. Наизвинявшись, заверил, что готов сделать это публично, письменно, там, где скажет Валерия Ильинична… Новодворская терпеливо выслушала весь этот щенячий лепет и закончила свою мысль.

– Виктор, неужели вы не знаете, что в уставе нашей партии записан категорический отказ от эмиграции?

Ключевой вопрос

13 июня 1995 года против «Кукол» было возбуждено первое уголовное дело, и наутро я проснулся знаменитым.

Человек я скромный и долгое время считал успехом, когда меня узнавала собственная теща, а тут вспухло, как говорится, не по-детски…

После интервью «New York Times» я начал с уважением разглядывать отражение в зеркале. После череды презентаций купил жилетку. Когда моим мнением о перестановках в правительстве заинтересовались политологи, стал подумывать о батистовом платочке под цвет галстука. Когда позвонили из газеты «Балтимор сан», чтобы спросить, что я думаю про футболиста Симпсона, зарезавшего жену, я понял, что жизнь удалась окончательно.

Вылечила меня (распространенным в России способом шоковой терапии) корреспондентка «МК». Позвонив, она сходу начала умолять об интервью, хотя я и не думал отказываться. Мы договорились о месте и времени встречи, и напоследок она сказала:

– Ой, простите, только один вопрос.

– Да-да, – разрешил я, давно готовый беседовать по любой проблеме мироздания.

– А вы вообще – кто?

Сегодня я понимаю: этот звонок был организован моим ангелом-хранителем, в профилактических целях…

Ход времен

– вещь незаметная, и сознание редко успевает зафиксировать смену эпох.

Мне в этом смысле повезло.

Осенью 1995 года, в самый разгар первого уголовного дела против «Кукол», я летел во Францию к продюсеру программы Базилю Григорьеву – следовало как можно скорее привести в порядок юридические формальности контракта (ими вдруг горячо заинтересовалась Генеральная прокуратура).

Уже сидя в самолете, я вдруг вспомнил «жванецкую» фразу двадцатилетней давности – и зашелся от восторга, разом ощутив, как необратимо изменилось время!

Ибо мне, невыездному беспартийному еврею, нужно было – на самом деле, безо всякой иронии! – «в Париж, по делу, срочно»…

Ну, ты спросил…

В эти же уголовно-процессуальные дни один отважный тележурналист прорвался к большому телу гаранта и спросил у него напрямки: Борис Николаевич, что вы думаете о программе «Куклы»?

Тяжело помолчав, Борис Николаевич ответил: «Я этой программы не видал», – и посмотрел на журналиста в точности по Ильфу: как русский царь на еврея.

Что, впрочем, имело под собой некоторые основания с обеих сторон.

Другая дверь