Излом

Женщина кивнула. Похоже, она оживилась — поверила, что все обойдется и я не буду ее добивать. Уж в чем я был уверен, так это в том, что добивать раненого, тем более женщину — просто не смогу. Даже реалии Мау не смогли изменить меня. Хотя ситуация была фантасмагорической — я уселся на задницу напротив изломанной, покалеченной женщины, которая десять минут назад хотела меня пытать, потом пыталась меня убить, а теперь лежала беспомощная на мокрой гальке под скалами пустынного крохотного пляжа. Я же, вместо того, чтобы мчаться за помощью, устраивался поудобнее, чтобы пользуясь моментом допросить раненого страдающего пленного. Все-таки что-то изменилось. И я совсем не был уверен, что к лучшему или к худшему. Просто, разум подстроился под новые условия существования, приспособил поведение к более эффективному выживанию в иной обстановке. Подумалось, что Земля, все-таки ушла далеко вперед, мы стали намного более гуманными и человечными, но не потому, что изменились сами, а просто потому, что изменили среду нашего обитания. Мой собственный опыт говорил, что я, тот-же самый человек, который на Земле не мог грубого слова сказать женщине, здесь уже убил несколько, а сейчас собираюсь допрашивать раненую. И произошло это не потому, что в моей душе раскрылась темная сторона, а, просто потому, что в условиях Мау такое поведение единственно возможно, если ты хочешь выжить.

Голова гудела и немного кружилась — вероятно, я и сам получил небольшое сотрясение. Хорошо, хоть не было тошноты. Скелле, повернув голову, следила за мной взглядом. Я, понемногу приходя в себя, сидел упершись на выставленные руки, уставившись в близкий прибой, брызги которого периодически долетали до нас. О чем с ней говорить? Ладно, начнем с насущного.

— Это Сурх тебя пригласил?

Похоже, что мой вопрос удивил скелле, она нахмурилась:

— Сурх? Нет, не он. Мы просто искали одного муна, который мелькал с известной сучкой с запада в разных интересных местах. Когда нам сказали, что какой-то крутится в городе и, похоже, ведет дела с Сурхом или его компанией, то это была моя обязанность найти и пообщаться с тобой. Я не собиралась тащиться на этот богом забытый берег. Если бы ты не удрал со склада Сурхов, то мы бы встретились с тобой еще накануне, в более комфортной обстановке.

— То есть, Сурх решил меня кинуть по собственной инициативе?

Женщина брезгливо поморщилась:

— Меня не интересуют ваши делишки! Разбирайтесь сами — мне до них дела нет.

— Ну, ладно. А, от меня ты чего хотела?

— Я думала, что ты слуга этой сучки. Но теперь я вижу, что сильно ошибалась. Скажи, это ты убил наших девочек в Эстру?

Я наклонился над скелле:

— Да. И ваши девочки напали первые. А если орден не поумнеет, то вскоре вы все умрете. Кто дал вам право убивать людей без суда и следствия, просто по праву силы?

Женщина отвернулась, помолчала, потом нехотя проговорила:

— Что ты от них хочешь? Они выше закона, они молодые, они презирают тупоголовую чернь — они заплатили за это.

— А, та, которую мы называешь сучкой? Она, ведь, не чернь! Они напали на нее сразу же, они ее убили!

— Убили?! Я точно знаю, что она была жива. Мы отследили ваш визит в монастырь, мы знаем, кто пришел в Саутрим за ней.

— Она выжила, но не благодаря твоим сестрам, а благодаря счастливому случаю.

Скелле застонала, закрыла глаза и сцепила зубы.

— Я могу помочь?

— Не лезь! — сквозь зубы ответила женщина.

— Не лезу. — я дождался, пока ее лицо разгладится, — Тебя как зовут, могучая волшебница?

— Таута. — скелле вновь открыла глаза, — А тебя я знаю, Илия.

Я вздохнул — Илия, так Илия. Таута вцепилась взглядом в мое лицо:

— Скажи, ты эль?

Я пожал плечами:

— Не знаю. Я не понимаю, что это значит. Может эль, а может пиво в бочке.

Скелле не обратила никакого внимания на мои последние слова, похоже, ее интересовал только один вопрос:

— Почему вы ушли?!

— Ты не слышишь меня. Я не знаю, кто такой эль. Я сам никуда не уходил, наоборот — я пришел, хотя и не по своей воле. — немного подумав, я добавил, — Сначала, не по своей, потом уже сам. Ну, как-то так.

— Ты эль! — уверенно припечатала меня Таута.

Я начал раздражаться — похоже, это общая черта скелле — они делают выводы основываясь исключительно на собственных соображениях, и, после этого, переубедить их в чем-либо невозможно. Кто принимает во внимание мнение какого-то сборщика орешка? Так и та скелле, которая пытала меня в Саэмдиле, талдычила один и тот-же вопрос, хотя я физически в тот момент не мог соврать. То есть слова, которые их не устраивают — они не слышат.

— А ты конь в пальто! Точнее, лошадь!

Скелле вытаращила глаза:

— Кто?

— Дед Пихто! Ты меня слышишь, женщина? Хочешь говорить — объясни, кого ты называешь эль? Я не знаю, что это значит.

— Подумай, что это значит на твоем собственном языке. — Таута умудрилась даже приподнять голову, пристально вглядываясь в мое лицо.

— У нас множество языков. Может, среди них и есть какой-нибудь в котором это слово что-то значит, но на моем оно означает просто название заморского напитка.

Скелле откинула голову назад, помолчала, вновь шевельнулись тени: