Излом

— Так называли тех, кто пришел к нам из вашего мира задолго до катастрофы. Означало это слово — «чужой». У древних было похожее слово, оно тогда значило — «пришелец», но со временем его стали воспринимать с другим значением — «бог». — Таута повернула голову, внимательно рассматривая меня, — Неужели, ты ничего не знаешь о тех событиях?

Я лихорадочно обдумывал полученную информацию. Катастрофа случилась здесь, по моим подсчетам, когда на Земле еще был век семнадцатый, максимум начало восемнадцатого — очень сомневаюсь, что в те времена люди могли путешествовать между мирами, а затем еще поддерживать плодотворную связь с инопланетянами. Тем более, что боги, по легенде, пришли сюда задолго до катастрофы — это, вообще, попахивает средневековьем. Сообщать обо всем этом я не стал:

— Таута, а ты знаешь о проекте «Дорога домой»?

— Помоги мне, подложи чего-нибудь под голову, пожалуйста. — вместо ответа попросила женщина.

Несколько минут я возился перекладывая руки, ноги и голову скелле под ее руководством. Вероятно, она отключила передачу боли в головной мозг — стонала и гримасничала она лишь, когда дело дошло до плечевого пояса. Вновь прорвалось солнце — я подвинулся, постаравшись, чтобы моя тень накрыла ее лицо.

— Пить хочу. — попросила скелле, когда я в конце концов разложил части ее тела, по требуемой схеме, — У меня за камнями мешок. — она попыталась поднять голову и взглядом указать направление.

— Лежи. Я найду.

Напоив скелле, я почувствовал, что и сам не прочь выпить, а заодно и пообедать. Однако, времени на это не было. Воспользовавшись флягой Тауты, я утолил свою жажду:

— Ты не ответила.

— Чего там отвечать? О нем все знали.

— Что знали? — подтолкнул я глубоко задышавшую женщину.

— Древние готовили его для встречи с богами, то есть вами, но потом вы исчезли, связь прервалась, и все пошло прахом.

— А при чем тут «дом»?

— Не знаю. Я читала о прародине людей, каком-то древнем забытом гигантском мире травы и солнца. Трава, если ты не курсе, это, как говорили древние — шерсть мира.

Я вздохнул, — Я знаю, что такое трава. Скажи мне скелле, откуда ты все это знаешь?

Таута разглядывала меня, как будто только что увидела. Медленно, размеренно, как если бы думала о чем-то совсем другом она ответила:

— Это запад по время катастрофы потерял почти все. Здесь ее почти не видели. У нас сохранились и книги и здания. Мы помним намного больше, чем эти дикари из долины Дона.

— Разве вы не уничтожили все книги, до которых добрались?

Скелле тихонечко рассмеялась:

— Конечно уничтожили. — она закашлялась, — Но не все. Чуть-чуть оставили. — ее лицо стало серьезным, — Мы монашки — изначально служители ушедших богов. И хотя сейчас все изменилось, если ты эль, то мы встретим тебя с должным почтением. По крайней мере, ты не преступник. Закон о запрете магии артефактов не для богов, если ты не понял. Помоги мне — я думаю, нам есть о чем поговорить.

— Помочь-то я тебе помогу, не переживай. И поговорить я совсем не против, а скорее наоборот. Проблема только в том, что насколько я понял, я не бог. Точнее, вероятно, меня можно назвать эль, как ты и сделала. Я действительно чужой здесь. Но только я не из мира этих ваших богов, насколько я могу судить. Я из мира травы и солнца — нашей прародины.

Таута приподняла голову, ее глаза пожирали меня. Затем лицо ее дернулось, губы сжались — видимо ее движение затронуло перебитую ключицу, или плечо, или ребра — не знаю. Она вновь вытянулась на гальке, тени зашевелились, одну самую жесткую я машинально отвел от лица. Женщина, не раскрывая глаз, попросила:

— Отойди. Мешаешь.

Я решил, что для первого раза достаточно, медленно поднялся на затекших ногах, постоял покачиваясь — голова кружилась, и зашагал к самолету — надо было искать подмогу.

Глава 26

Странной железякой, фантастического вида, из дверного проема самолета торчал метатель, подвешенный на тросах. Он мешал и казался неуместным. Я небрежно забросил в салон сегодняшний трофей — каску скелле, подобранную в пене прибоя. Следом отправилась трость, которую можно было и не брать. А уже потом кряхтя, как старый дед полез я сам, протискиваясь между тросами. Усевшись на свое кресло, я подумал, что, вероятно, астронавты, после выхода на Луну, забравшиеся в нутро лунного модуля, тоже ощущали похожее чувство — тесная ненадежная скорлупка воспринималась, как часть настоящего большого дома.

Солнце окончательно спряталось, но облака все-же не смогли одержать решительную победу — вокруг царил рассеянный свет на грани блеклой пасмурной серости и сияния ясного дня. Обшивка корпуса гулко отвечала хлопкам не унимающегося ветра, за окном бился о берег равнодушный океан. Вот, он дрогнул и медленно поплыл вниз, проваливаясь под днище набиравшей высоту машины. Я рассмотрел фигурку скелле на краю пляжа, прибой силящийся дотянуться до нее и прибавил тяги — надо найти помощь для моей очередной несостоявшейся убийцы и заодно решить мелкие финансовые проблемы.