Излом

На нас уже стал поглядывать куривший неподалеку рубщик мяса в красной рубахе русского стиля, надетой поверх фуфайки.

Увидев его малиновую, ярче рубашки, рожу, мне ещё сильнее захотелось идти вверх.

— Мороженое! – вдруг взвыл Денис и, забыв об обидах, схватил меня за руку, потащил вниз, к Волге.

«Жребий брошен», – грустно рассудил я.

Именно с той стороны из небольшого павильона вылезла коробейница с длинной накладной косой и в накинутом на пальто сарафане. Через плечо её висел здоровенный короб с мороженым.

— По дороге шёл хорошенький щенок, в своей лапке нёс песочный пирожок, – распевал сын, во время творческих пауз облизывая пломбир.

Недавно я купил ему детскую книжку, на обложке которой красовался прелестный кутёнок с чёрным пятном на глазу, ему‑то, видимо, автор и посвятил стишок.

Не успели мы, купив мороженое, пройти в сторону Волги, как репродуктор охрипшим, дребезжащим, неизвестно мужским или женским голосом, объявил, что около консерватории можно увидеть аэробику в исполнении студенток третьего курса.

Консерватория как раз находилась недалеко от нас, но надо было идти в сторону рынка.

— Ух ты, пошли посмотрим, а? – бросил пробный камень.

Татьяна задумалась. Денису теперь было всё равно.

Женщины, даже располневшие, абсолютно не прореагировали на это известие. Смотреть аэробику в основном направились мужики.

Иногда, включив наш старенький проигрыватель, жена тоже прыгала под музыку. Я считал, что зря. Полнота ей не угрожала, а фигура, на мой вкус, и так была прекрасна.

— Пошли! – вдруг согласилась она, взяв меня под руку.

— У–у-у, в трико, – разочарованно тянул идущий рядом парень.

— Тебе, похоже, не аэробика нужна, а стриптиз, – подковырнул его.

Ни слова не говоря тот затерялся в толпе.

— Вообще‑то в его годы и я не отказался бы от стриптиза, – доверительно сообщил Татьяне.

— Правда? А сейчас как, против? – неожиданно заинтересовалась она.

— Сейчас важнее другое… – сделал глубокомысленный вид.

— Что именно?

— Потом скажу, – не стал раньше времени раскрывать карты.

— Пап, а что такое стриптиз? – полюбопытствовал Денис.

Татьяна, растерявшись, покраснела и чувствительно толкнула меня локтем.

— Танцы, – думая о своём, буркнул я.

— А–а-а, – разочаровался сын.

Медленно, но неуклонно, мы приближались к главной цели моего путешествия – винному магазину.

Как у собаки Павлова, слюна обильно выделялась при взгляде на неоновые буквы «Вино–водка».

«Лучше слов в русском языке нет», – обдумывал диспозицию, стратегию и тактику предстоящих переговоров с женой. «Настроение у неё нормальное, по–моему, подарок Дениске купила», – подошли мы наконец к магазину.

— А–а-а, Двинянин, привет! – услышал будоражащий душу голос и увидел сначала колени, затем обтянутые юбкой бёдра и, поднимаясь дальше по восходящей, лицо прекрасной Мальвины. – Здравствуйте! – поздоровалась она с женой и наклонилась к Денису, выставив из распавшегося разреза юбки ногу в чёрном чулке.

Сглотнув слюну, я даже забыл о выпивке.

«Теперь мозг на другой рефлекс заработал», – подумал о себе и слюнявой павловской собачонке.

— Игорёк, дай‑ка сюда шоколадку, – обратилась она к своему хромоногому другу, и только тут я увидел, что секс–бомба не одна, а с двумя приятелями.

Тот, что когда‑то дал мне в челюсть, как я давеча на магазин, облизывался на Татьяну.

«Придурок! – пожалел его. – Рядом с ним Мальвина, а он мою жену разглядывает».

Освоившийся Денис уже что‑то рассказывал Мальвине, которая заразительно смеялась.

— Ну, не будем вам мешать, – поднялась она и погладила сына по голове, – гуляйте, – стрельнула глазами в мою сторону.

«Уже помешала, – подумал я, – не видать мне поллитры как своих ушей».

Довольный Денис уплетал шоколадку.

— Это что за мадам? – приступила к допросу жена, подтвердив своим тоном мои опасения.

— Коллега по работе, – хмуро обернулся на вывеску. – Да ты не видишь, что она с двумя мужиками?..

— А чего оглядываешься? – взяла меня под руку Татьяна, уводя от магазина.

Остаток дня жена не разговаривала со мной.

«Сделай людям доброе дело и станешь об этом жалеть», – в свою очередь обиделся на неё.

Поэтому, когда она всё же надумала мириться и спросила: «Ты любишь меня?», желчно ответил: «Для меня ты лучше огуречного рассола с похмелья…»

— Дурак! – поставили на мне жирную точку.

Выходной был безвозвратно потерян…

Понедельник начался не лучше.

С утра на меня доберманом кинулась Семина. По её понятиям я совершил самый тяжкий в жизни проступок – не вышел на коммунистический субботник.

С трагическими нотками в голосе объяснил ей, что как верный комсомолец, почитающий моральный кодекс строителя коммунизма, проведал умирающего товарища Заева.

Только уладил вопрос, как с довольной рожей на участке появился сам «умирающий», и всё началось по–новой.