Измена

И приступил торчин, по имени Берендий, овчарь Святополков, держа нож, и хотел ударить ему в глаз, и, промахнувшись глаза, перерезал ему лицо, и видна рана та у Василька поныне. И затем ударил его в глаз, и исторг глаз, и потом - в другой глаз, и вынул другой глаз. И был он в то время, как мертвый. И, взяв его на ковре, взвалили его на телегу, как мертвого, повезли во Владимир".

Попробуйте развернуть это описание в реалистическую картинку. Как несколько матёрых мужиков дерутся, матерятся, как "боролись с ним крепко, и не смогли его повалить. И вот влезли другие...". Подскочили? Набросились? Пнули под колено? Как затрещали рёбра князя. Как он дёрнул головой, рыча и выгибаясь до хруста своих костей, перед приближающемуся к глазу ножом...

Кто там обвиняет меня в жестокости? - Просто представьте себя свидетелем.

Прелести средневековья. Именно в это и стремятся попасть мои современники, воображая себя рыцарем на белом коне (которому выкалывают глаза? который сам?) или прекрасной дамой этого рыцаря.

Попал в попаданцы? - изволь принять участие в подобном. Преступником, жертвой или соучастником - как получится. Ну, или сдохни.

Поп Василий, рассказавший эту историю, человек мирный, от Поросья далёкий, поэтому и не различает торков и берендеев, название племени превращает в имя собственное. Но чётко следует русской традиции, явленной и в истории убийства св. Глеба: само злодейство должен совершить инородец, "не наш человек".

"Наши люди на такси в булочную не ездят". И русских князей - не режут.

"И, когда везли его, остановились с ним, перейдя Звижденский мост, на торговище, и стащили с него сорочку, всю окровавленную, и дали попадье постирать. Попадья же, постирав, надела на него, когда те обедали; и стала оплакивать его попадья, как мертвого. И услышал плач, и сказал: "Где я?". И ответили ему: "В Звиждене городе". И попросил воды, они же дали ему, и испил воды, и вернулась к нему душа его, и опомнился, и пощупал сорочку, и сказал: "Зачем сняли ее с меня? Лучше бы в той сорочке кровавой смерть принял и предстал бы в ней перед Богом". Те же, пообедав, поехали с ним быстро на телеге по неровному пути, ибо был тогда месяц "неровный" - грудень, то есть ноябрь. И прибыли с ним во Владимир на шестой день. Прибыл же и Давыд с ним, точно некий улов уловив. И посадили его во дворе Вакееве, и приставили стеречь его тридцать человек и двух отроков княжих, Улана и Колчка".

"Звижденский мост" - Воздвиженск, город западнее Киева, в верхнем течении р.Здвиж.

"Владимир же, услышав, что схвачен был Василько и ослеплен, ужаснулся, заплакал и сказал: "Не бывало еще в Русской земле ни при дедах наших, ни при отцах наших такого зла". И тут тотчас послал к Давыду и Олегу Святославичам, говоря: "Идите в Городец, да поправим зло, случившееся в Русской земле и среди нас, братьев, ибо нож в нас ввержен. И если этого не поправим, то еще большее зло встанет среди нас, и начнет брат брата закалывать, и погибнет земля Русская, и враги наши половцы, придя, возьмут землю Русскую". Услышав это, Давыд и Олег сильно опечалились и плакали, говоря, что "этого не бывало еще в роде нашем". И тотчас, собрав воинов, пришли к Владимиру".

Что первым делом делает русский князь узнав о преступлении? - Правильно, плачет. А уж потом, отрыдав, утерев слёзы и неизбежные сопли, созывает подмогу.

Мономах в этот момент - рядом с Киевом, в Броварском бору за Днепром.

"Такого зла" - родичи не ослепляли друг друга. Погибали князья в бою; было подозрение, что Ярополк Изяславич погиб от Ростиславичей, но подозрение только; притом там была явная вражда; Всеволод был схвачен вероломно, но не ослеплен; никогда еще не было такого вопиющего вероломства и насилия.

"Владимир же, и Давыд, и Олег послали мужей своих к Святополку, говоря: "Зачем ты зло это учинил в Русской земле и вверг нож в нас? Зачем ослепил брата своего? Если бы было у тебя какое обвинение против него, то обличил бы его перед нами, а, доказав его вину, тогда и поступил бы с ним так. А теперь объяви вину его, за которую ты сотворил с ним такое". И сказал Святополк: "Поведал мне Давыд Игоревич: "Василько брата твоего убил, Ярополка, и тебя хочет убить и захватить волость твою, Туров, и Пинск, и Берестье, и Погорину, а целовал крест с Владимиром, что сесть Владимиру в Киеве, а Васильку во Владимире". А мне поневоле нужно свою голову беречь. И не я его ослепил, но Давыд; он и привез его к себе". И сказали мужи Владимировы, и Давыдовы, и Олеговы: "Не отговаривайся, будто Давыд ослепил его. Не в Давыдовом городе схвачен и ослеплен, но в твоем городе...". И сказав это, разошлись.