Измена

Потом многочисленная коленопреклонённая толпа, стоя на забрызганном кровью и мочой, лошадиной и человеческой, снегу перед городским собором с умилением сердечным и восторгом душевным наблюдает выход "братца" в княжеском корзне, в окружении поющих "осанну" священников в богато шитых золотом облачениях.

И вид хорош, и запах приятен, и звук восхитителен. Правда, смысл - дерьмо дерьмовое. Но это головой думать надо. В толпе такое не делается. Толпа бьёт головами в мусорный снег и проливает слёзы радости. От обретения "настоящего" хозяина.

Человек из недобитых верных скачет в Киев. Там... бардак.

Перепёлка сразу начинает... кудахтать. И убегает в любимый Переяславль. Такое же он пару раз устраивал в эти годы в РИ.

В Киеве тоже начинаются беспорядки. По счастью, не столь массовые, кровавые и организованные.

Мой резидент в Киеве гонит гонца в Курск - мы за это время дотянули туда телеграф.

Честно скажу: если бы не наша с Буй-Туром взаимная приязнь, основанная, чисто между нами, на моих детских воспоминаниях о "Слове о полку Игореве", которого в моей АИ нет и не будет, то фиг бы я велел тянуть к Курску линию, есть и другие "горящие" направления.

Из-за телеграфа и подготовленной почтовой службы сигнал проходит втрое быстрее, чем побег "братца".

Попав в сеть, инфа идёт во Всеволжск, откуда пересылается мне, но я в тот момент, "вне зоны действия сети". И - Боголюбскому.

Реакция Боголюбского - бешенство. От собственной глупости. Эта жирная сволочь! Был же! Прям в руках! Это ж не какие-то злые степные тараканы из-за тридевяти земель вдруг прискакали! Ведь видел же, что мерзавец! Сунул бы в темницу - никто и не вякнул бы! А теперь...

Люди побиты. И ещё побиты будут. А ведь есть и другие гадости во множестве.

В прошлом году был конфликт со свеями. Мы ж ввели "монополию внешней торговли". Место выделили - Ладога. Но свеи хотят в Новгород. Отчего случилось кое-какое... попихивание. Выпихнули. Надо выносить "зону свободной торговли" дальше. Куда? Корелы, Копорья, Орешка и Яма ещё нет. В устье Невы крупных поселений... отсутствуют.

Есть Юрьев Эстский (Дерпт, Тарту), в котором князем Мстислав Храбрый, младший из смоленских Ростиславичей. Но Юрьев вовсе не на море стоит. Или лезть дальше, брать Колывань? Лет пятнадцать тому араб аль-Идриси на Сицилии для своего короля Роджера написал о Балтийском море:

"К городам Астланды (Эстляндии - авт) относится также город Колуван (Quoluwany). Это маленький город вроде большой крепости. Жители его землепашцы, и их доход скуден, но у них много скота".

Тянет-крутит Благочестник: не уполовинил свой и городовые полки. Поскольку, де, надо помогать брату Ропаку в Новгороде, Рюрику Стололазу во Пскове и Храброму в Юрьеве.

В Степи заваривается нехорошая коалиция. Весной, возможно, три орды пойдут на Русь. А каждый мужчина у степняков - воин. Конный.

И тут нужно снимать полки, останавливать обучение, тратить ресурсы - слать противу мятежников.

Андрей сам на Волыни не раз воевал, на Луцк походом ходил, там, в стычке на мосту, чуть не погиб. Все возможные подробности - ярко представляет.

"Где тонко, там и рвётся" - русское народное наблюдение. Нынче "тонко" оказалось на Волыни. Надо "штопать". Кому и чем?

Справиться с мятежным государевым полком можно двумя-тремя другими такими же. Но их нельзя сдвинуть. Потому что будут другие многие ущербы. Можно начать собирать какие-то новые силы, попытаться договориться с мятежниками, внести в их ряды раскол...

Время. Расходы. Потери.

Масса желающих всунется побыть посредниками, установить братскую любовь, сберечь Русь Святую и народ православный. "Худой мир лучше доброй ссоры", "восплачем же братия", найдём взаимоприемлемый компромисс, и нашим и вашим...

Какой может быть компромисс с изменником?! Боголюбский на такое предложение скажет... как и положено говорить комкавполка в состоянии крайнего раздражения. Главным миротвором и об братской любви радетелем будет Благочестник. Он оскорбится:

-- Я! Со всей душой! Помолясь, прослезясь и причастившись! А меня... называть разновидностью лошадиного поноса...!

Гамзила и Мачечич его поддержат. Сокрушённо скорбя, слёзно умоляя, искренне взыскуя и лишь об в человецах умиротворении радея. И себе кое-каких "плюшек" за труды.

Подробности и оттенки даже начинать не хочу. Запах дерьма сразу слезу вышибает. Потому прекрасно понимаю телеграфный вопль Боголюбского:

-- Ванька! Бегом в Луческ! Задави гадёнышей!