Измена. Я лучше чем она (СИ)

Видит Бог, я хочу по-хорошему. Не с пустыми же словами пришла. Хочу предложить вернуть прошлую команду, что работала на отца. Я сама готова говорить с каждым. Это единственный путь, где можно встать на ноги и занять прежнее положение. Всего-то нужно людям дать нормальные условия, лучше, чем были. Ничего страшного нет в том, чтобы признать неправоту.

Но мать видимо считает иначе.

— Не кричи, пожалуйста. Давай спокойно.

— Не кричать? Хорошо, — хруст суставов сводит зубы. Она продолжает заламывать пальцы. Абстрагируюсь как могу. — Когда поедешь домой?

— Я разве не дома?

— Ты дурочка? — визг на весь дом заставляет выглянуть в проем двери нашу условную гориничную. Мать ярится еще больше. Она ненавидит, когда, как она говорит, обслуга лезет куда не просят. — Пошла вон, старая дура! Достала идиотка. Держу только из-за мужа. Привык он, видите ли, к няне. Да ей сто лет!

Ни в какие ворота уже. Вскакиваю, бегу к старенькой Елене Ивановне. Быстро обнимаю и шепчу на ушко извинения. Обещаю забежать после и от греха подальше, провожаю ее в половину, где обитает персонал.

— Как ты можешь на нее кричать? Она же в возрасте.

— И что? Отправлю в престарелый дом, пока отец в клинике. Толку от нее никакого.

— Мам!

— Зубы не заговаривай, — вновь каменеет. Злым взглядом буквально насквозь пронзает. — Возвращайся к Барскому. Проси прощения за выходку. В ногах валяйся. Умоляй. Унижайся. Что хочешь делай, но ты должна заслужить его милость.

— Милость?! Милость?!!! — меня сейчас вырвет желчью. Нет не из-за Барского. Из-за того, что мне говорят в эту минуту. Как нужно меня не любить, чтобы такое советовать. Даже не советовать, а ставить перед выбором. Пусть негласным, но все же. Я же в каждой букве слышу приказ. Все нутро против загорается. Начинает колотить в буквальном смысле слова. Я им что собака? — Нет!

— Да! — орет мать. — Неблагодарная сука! — на пол летит чайная пара. — Что ты наделала? Годы жизни под хвост вонючему псу. На что ты нас обрекаешь? На нищету? Бездарная девка! Все впустую. Сколько в тебя вкладывала, как старалась вырастить достойную, а ты?

— А что я? Не получилась, как ты? — мне плевать теперь на все. Раз так все поворачивает, то скажу тоже. — Не вышла мордой? Нет, погоди. Мордой как раз вышла. Ах, да. Мозги другие. Я не смогла жить, как ты. Без любви. Без гармонии. Без дурацких приоритетов, что так необходимы вашей долбаной светской жизни. Да вы все купаетесь во вранье. Все! Гнилые надушенные люди. Тлен свой дорогими ароматами прикрываете, а сами смердите.

— Дворовая девка! Вся в свою породу. Сколько в тебя не вливай, все мимо. Дура.

— Что?

Какая порода? Я не понимаю. Недоуменно смотрю на мать в ожидании пояснения. Она расправляет складки идеального домашнего наряда. Щелчок золотой зажигалки и тонкая струйка дыма. Она курит?!

— Последний раз спрашиваю. К Давиду вернешься? Убедишь его простить тебя?

— Нет. Я же сказала. У меня теперь новая жизнь.

Мимику матери описать трудно. Кажется, что все демоны ада играют симфонию на красивом породистом лице. В один момент оно становится отвратительной восковой маской, но эта женщина всегда умеет взять себя в руки.

— Хорошо, — ледяное мертвое спокойствие. — Только знай. Двери моего дома для тебя тоже закрыты. С этого момента ты нам никто.

— Прекрати, — усмехаюсь, нахожу в себе резерв. — Я твоя дочь.

— Ты не моя дочь и никогда ей не была. Мы тебя удочерили. У мужа была покойная сестра. Она скончалась при родах. Позор семьи, приблудила тебя от большой любви с нищебродом, — пожимает плечами, — мой муж захотел тебя забрать. У нас сегодня вечер правды, не так ли? Так вот я тебя растила, как будущий дивиденд, но ты не сработала. Вот, лови, — в мои руки летит папка. — Там свидетельство об удочерении и бумаги о разводе. Барский постарался. Отныне ты свободна. А теперь проваливай и не смей появляться в нашей жизни.

Глава 26

— Привет, Барский, — при звуке голоса теплеет на душе. Единственный человек, кого я рад слышать и видеть в любое время. — Как насчет стакана сока?

— Может лучше сразу по вискарю бахнем? Давай, Бахметьева, мне очень хреново.

Мгм. Да. У меня ни хера не каменное сердце. Верка в курсе. Пусть для всех я мудло, но для тех, кто дорог, могу показать свое заросшее бронью розовое пузцо. Мало таких, но, к счастью, имеются. Вера из числа приближенных. Хотя кто кого приблизил в свое время, вот вопрос.

Непосредственная чистая девка со светлыми помыслами. Плевать ей было на семейный счет в банке, на мою смазливую морду и все, что прилагалось к мажорской жизни. И, в принципе, на меня, как на мужика ей было тоже плевать. На том и сошлись. Хотя вру. На другом.

— Через час сможешь? Я почти проездом. Давай на нашем старом месте в «Дюймовочке». Сто лет там не была.

— Ты помнишь, как мы бросали на хрен пафосные места для элитных детишек и тащились в общепит биндюжников? Бахметьева, признавайся, ностальгируешь?

— Элитная «детишка» был ты. А я дитя окраин городских. И таскала тебя туда редко. Не прибедняйся. По сейчас не пойму, как нас угораздило сдружиться.