Измена. Я только твоя. Лирическое начало (СИ)

(Я всего лишь слизняк, я человек со странностями,

Что, черт возьми, я делаю здесь?

Мне здесь не место).

Пока я дошёл до двора, то раззадорил себя ещё больше. Ну, раз я не пара тебе, то вали! В объятия к этому… Тохе. Или в постель к своему режиссёру.

У подъезда я сел на скамью. Вокруг было тихо. И только сверчки исполняли знакомую песню. Мы часто с тобой говорили из окон. Балконы имели «стыковку». И летом так просто казалось достать до другого окна.

Я запрокинул лицо и увидел, что в кухне твоей горит свет. Приглушённый. А значит, ты дома! Скорее всего, сейчас куришь и плачешь, забравшись с ногами на жёсткий диван. Бабуля твоя на дежурстве, а мать прохлаждается с новым «отцом».

Захотелось взбежать по ступеням. Обнять, извиниться. Я обидел тебя! Я не прав.

Этажи покорились в два счёта. Остался последний пролёт. И стена с нарисованным сердцем. «Аня + Витя», - прочёл имена. И добавил: «равно», - в своих мыслях.

От двери исходило тепло. Или мне так казалось? Я всем сердцем стремился в неё постучать. Но готовился долго. Наконец-то решился. Услышал, как скрипнули чьи-то шаги. Но утратил настрой, различив силуэт твоей мамы.

Она удивилась, таким был мой вид:

- Что-то случилось?

Я спросил, позабыв о манерах:

- Аня здесь?

Мама твоя запахнула халат. Под ним что-то было. Ночнушка? Она, вероятно, спала.

- Нет, а разве она не с тобой? – озадаченно вскинула брови.

Я шагнул за порог. Заглянул к вам на кухню. Будто она могла тебя прятать.

- Мы поссорились, - бросил с обидой.

Тёть Лена махнула рукой:

- Помиритесь.

- Я думал, она будет здесь, - объяснил свой внезапный визит.

- Вернётся, - заверила Лена Георгиевна, - Ты что, Аньку не знаешь? Ей нужно себя показать.

Я прислонился к стене. Мне хотелось дождаться тебя во дворе. Загляни я домой, мама тут же учует неладное. Начнутся расспросы. А я не хотел отвечать! И грубить не хотел. Потому попросился в туалет.

Тёть Лена кивнула.

- Да, конечно! Вот же он, прямо по курсу, - сказала она, приглашая пройти.

Я отлил и умылся. После долго смотрел на себя.

«Неудачник», - стучало в висках. Мне хотелось, чтоб ты опровергла его, это слово. Сказала, что ты так не думаешь! Просто хотела обидеть меня…

Я вышел. Идя мимо зала, невольно в него заглянул. Горела настольная лампа. Её сдержанный свет не касался окна. Но высвечивал тени. Взгляд упал на букет. Ярко-алые розы. Бутоны раскрылись, явив сердцевину. Кое-кто уронил лепестки...

Не помню, как я оказался с ним рядом. Как рукой прикоснулся цветка. Но отчётливо помню, как сжал в кулаке ярко-алый бутон.

- Витя? – послышалось сзади. Это была твоя мать.

Она подошла. Мои пальцы разжались, и пару тугих лепестков приземлилось на стол.

- Это ваши цветы? – спросил не своим, оседающим голосом.

- Нет, это Анькины! Из театра приволокла, - ответила Лена Георгиевна.

- А она не сказала, кто ей дарит такое? – почти прошептал.

- Ох, Витюнь, - твоя мама вздохнула, рука улеглась на плечо, невесомая, лёгкая, - Ты так себя изведёшь. Никаких нервов не хватит.

Я кивнул, проглотил подступивший комок. Я всё понял. Ты знала его! Мужчину. Дарителя роз. Ты ему улыбалась со сцены. Не мне.

- Ну, Витюнь, будет тебе убиваться, - Лена Георгиевна с силой меня развернула. Я позволил! Я был как тряпичная кукла. В тот самый момент я тебя потерял...

- Ну, вот ещё, милый, ты что? - прошептала Елена, отёрла руками горячие капли с лица. Моего.

Я увидел отчётливо: ты сейчас с ним. Ты сбежала к нему! Ты ушла и уже не вернёшься. В голове было мутно от мыслей и пива. На душе было горько от боли, которую я ощущал. Я не мог успокоиться. Даже когда обнимал твою маму. Она прижимала меня, как ребёнка, и рука теребила мои волоски.

- Всё, успокойся, хороший мой, всё будет хорошо, - слышался вкрадчивый тон. А всхлипы беззвучно рвались из груди! Они прекратились лишь только в ответ на касание... Когда губы её прикоснулись к моим.

Я на мгновение выпал из жизни. Глаза мои были закрыты. А запах, похожий на твой, помешал оттолкнуть. Я замер, склонённый, беря эту ласку, как милость настойчивых губ. Я представлял – это ты. И даже слегка удивился, увидев тебя в коридоре. Глаза распахнулись! И я в полной мере почувствовал дичь этой сцены, которую ты разглядела, войдя.

- Аа-нь, - запинаясь, я начал. Но ты отступила на шаг. Ты бросилась вон, как испуганный дикий зверёк. А я не мог сдвинуться с места…

Я долго искал тебя, звал. Я бесконечно звонил, оставлял сообщения.

«Прости! Ты не правильно всё поняла», «Это не то, что ты думаешь», - вот такие банальные глупости вряд ли могли объяснить мой поступок. Но я всё же пытался его объяснить.

«Я люблю тебя, Ань!», - написал напоследок.

«Не смей говорить это слово», - ответила ты. А затем отключилась. Так сказал механический голос. Но я не поверил ему! Ещё долго звонил и писал. И сидел у подъезда. Всё ждал, что ты снова вернёшься. Ждал, пока не уснул! Прямо там, на скамье. На которой когда-то спала твоя мама.