Измена. Не отдам никому

Его губы находят мои. И он снова плюет на мои чувства и желания. Целует по-хозяйски, не обращая внимания на то, что я колочу кулаками в его широкую, каменную грудь.

– Лира, ты моя. Только моя. Ты…

Кроха в коляске разражается яростным плачем. И я хочу бежать, не оглядываясь.

– Нет ее. Лира умерла, – кривлюсь я в горькой улыбке. – Уходи. Девочка голодна. Дима, твой ребенок плачет. Какой ты к черту отец?

– Я не уйду отсюда без тебя. Ты моя по закону. Ты моя жена. И ты мне нужна.

– Уходи,– мне наконец удается вырваться из плена. Воздух проникает в легкие толчками, перед глазами колышется алая пелена. Тошнота становится невыносимой.– Уходи. Какой ты к черту муж? Почему ты не вспоминал об этом факте, когда трахался с любовницей? Странно, да? Приходить домой, касаться меня теми же руками, которыми ты лапал чужую бабу, ложиться со мной в постель, целовать меня губами, которые были черте где. А потом просто принести мне ребенка, на Лира, воспитывай, ты же хотела. Опупительно. Это даже не неуважение, это… Это за гранью. Твоя дочь не котенок, не щенок. А ты. Ты просто…

Пощечина обжигает. Мне кажется, что у меня сейчас оторвется голова. В глазах расцветают алые пятна. От неожиданности я захлебываюсь собственным криком. Замолкаю, схватившись рукой за щеку, горящую огнем.

– Права была мать. Ты сука, не помнящая добра, Лира. Обычная сумасшедшая зажравшаяся баба, сбежавшая из дома. Я все равно тебя верну. Методов много, детка.

– Пошел вон,– уже рычу я. Мне страшно. Угрозы Димки зависают над моей головой, словно меч палача. Я не узнаю мужа, с которым прожила шесть лет.

Его пальцы сжимают мой подбородок, губы снова терзают мои. До боли, до крови. И я не сопротивляюсь больше, нет сил. И плач ребенка становится совсем уж режущим. Бедная девочка.

– Дима, твоей дочери плохо.

– Так успокой ее, ты же женщина. Неужели материнский инстинкт так и не проснулся?

– Нет,– говорю я твердо. Щека Димки дергается. А ведь он уже праздновал сейчас очередную победу над глупой Лирой. Пирову победу. – Твоя мать вела беременность твоей любовницы за моей спиной. Теперь эта малышка ее головная боль. Дима, каждый получает то, чего заслуживает. То, чего хотел. Встретимся в суде, дорогой.

Я ухожу гордо. Хотя со стороны, наверное, похожа на больного артритом кузнечика. Ноги дрожат, во рту даже не пустыня, а просто вакуум, в голове реактивный гул. Главное зайти в подъезд, и там уже можно дать волю своим чувствам. Главное не показать слабину. Мне кажется, что в моей спине дыра, просверленная злым взглядом разъярённого Димки.

Говорят, в тихом омуте водятся самые изощренные черти. Нет, это неправда. Самые страшные бесы не прячутся. Они живут в людских пороках и грехах. Страх и гордыня. Я праздную победу, но я не победила. Я боюсь. Угрозы мужа до сих пор звучат в моей голове, словно приговор или неизбежность. А за помощью мне обратиться не к кому.

– Об этом я подумаю завтра,– шепчу я, положив руку на свой живот. Мне есть за кого бороться и кого защищать. А значит, смогу свернуть горы.

Глава 11

Тыковки и яблоньки

Дмитрий налил в хрустальный стакан виски. Голову будто тисками сжало, в ушах пульсировала бешено бегущая по венам кровь. Он ведь считал, что жена полностью под его контролем. Сука, где только храбрости набралась? Неужели мать права, и эта курва успела снюхаться с братцем? Вряд ли, ненависть к предателю у Лиры была слишком сильна. Он столько лет внушал ей ложь, что уже и сам не знал, где истина. Да и генерал бы знал наверняка, если бы… Черт, генерал. Этот старый урод крепко держал его за яйца, и Дмитрия это страшно бесило. Старый мудак поставил всего одно условие, прежде чем помочь удержать на плаву бизнес. И теперь все летит к дьяволу в задницу. Он то думал эта дурища поплывет, увидев Милану. Но… – Твою мать,– заорал он, не в силах сдерживать рвущуюся из груди ярость. Стакан с грохотом ударился в стену. Уродливые брызги разлетелись по комнате, вместе с хрустальной крошкой.

– Ты что тут шумишь? Я чуть уложила девчонку,– мать появилась в кабинете, словно призрак. Материализовалась, прямо возле него. И по ее поджатым губам, он понял, что она в ярости.

– Эта девчонка твоя внучка,– рявкнул Дмитрий.– Ты сама делала ДНК тест.

– Правда? Нет, дорогой мой сын, если бы ее родила твоя законная жена, она бы была мне внучкой. А так, она выблядок, рожденный шлюхой. Раздвинула свои рогатки, чтобы нажиться на дураке, у которого вместо мозга эрегированный член. Байстрючка твоя Милаша, кровь дурная.

– Жена? Мать, не смеши. Ты знаешь лучше других, что Лира не может родить. Ты сама ее сделала бесплодной. Или не помнишь?

– Я спасала ее жизнь. Вопрос стоял остро. Или мать или зародыш. Там так-то тоже мой внук был, если ты забыл,– скривилась Галина Степановна.

– Не ври. У Лирки не было тогда выкидыша. Угроза была, но ребенка ее убила ты. Я видел документы. Медицинский аборт, без показаний. С осложнениями. Так что не нужно тут строить из себя справедливую свекровь. Ты мою жену ненавидишь до слепоты. Что вдруг ты воспылала к ней такой любовью?