Измена по контракту (СИ)

Одна лишь Василиса была посвящена в детали взаимовыгодного сотрудничества между «Питерстроем» и администрацией города. Поэтому её в своё время и приблизил к себе Юрий Николаевич Дроздов. Да и в целом она вела себя вызывающе — знала, что не уволят, что бы она ни вытворяла. Снисходительное отношение отца к этой женщине перенял и Влад. Многое прощал ей.

Всё это Никитос рассказывает мне маленькими порциями, по мере поступления информации.

— А с Одоевским и Грушиным ты разговаривал?

— Нет, их адвокат запретил им давать мне показания.

— Но они же могут свалить всё на Влада! Сами как-нибудь выкрутятся, а его посадят на десять лет!

— Яна! Прекрати истерить! Их адвокат — нормальный мужик, я давно его знаю. Им совершенно невыгодно топить Влада, да и доказательств, что Влад распоряжался счетами, у них нет. После развода он выписался из квартиры Насти и поехал к другу. Ты его знаешь, он работает барменом, но пару лет учился в архитектурном — там они и познакомились. То есть у Влада не было денег даже на съём квартиры.

— Господи…

Опять подступают слёзы, но я стараюсь больше не реветь при Никите. Он этого не переносит.

— Да и не факт, что Одоевский с Грушиным планировали свалить вину на Влада. Насколько я понял, они всегда нормально к нему относились. Он был для них вроде «сумасшедшего профессора», который занимается своими делами и не лезет куда не надо. Если бы они решили вопрос с деньгами до смерти старшего Дроздова, — перевели бы их куда-нибудь, разделили на несколько частей, обналичили, — то проблем бы не было. А так получилось, что их личная кубышка застряла на счетах «Питерстроя». Там какие-то космические суммы! Они не могли отдать их Владу, но и распоряжаться деньгами без его ведома они тоже не могли.

— Им надо было уговорить его продать компанию, не показывая финансовую отчётность!

— Они пробовали! И так, и сяк, и денег предлагали, и всякую помощь — Влад отказывался. Для него это бюро было памятью об отце.

— Но он всё равно пожертвовал «Питерстроем». Ради меня… — напоминаю я.

Никитос молчит.

Потом неохотно роняет:

— Погорячился парень. Видимо, ты что-то особенное сделала с ним той ночью. Хотел бы я знать, что. Подозреваю, ты не всё описывала в своих майских отчётах, кое-какую информацию утаила.

Конечно, утаила! Не хватало ещё описывать, как разомлевший на солнце мальчишка целовал мне ногу, или как пьяная дура делилась грязными подробностями своих отношений с первокурсником.

— О чём вы говорили в церкви? — напрямик спрашивает Никитос. — Что ты имела в виду, когда сказала, что всё про него знала? Ты раскопала какую-то тайну? Поделишься со мной?

Я кидаю на него убийственный взгляд, и Никитос тут же даёт заднюю:

— Ладно-ладно, не злись. Но он и правда погорячился. Если бы он не признался в измене, а ты бы всё отрицала, Настя не смогла бы отобрать бюро. Влад сам виноват, что потерял «Питерстрой». Хотя какая разница? Рано или поздно за ним всё равно бы пришли, следствие велось больше года. Может, даже лучше, что не он был директором, когда всех арестовали.

— Ну так-то да, — соглашаюсь я. — Влад бы по-любому попал под подозрение, даже если бы продал контору ещё год назад, после смерти отца.

— Вот-вот, — кивает Никитос. — Ладно. Завтра последняя встреча, а потом — предварительное слушание. Надеюсь, его освободят.

— Можно я приду?

— Ты же обещала не лезть, — напоминает Никитос. — К тому же слушание будет закрытым.

Я вздыхаю. Да, я обещала забыть о Владе и не лезть в это дело. Никитос — профи, он сам разберётся, как помочь Владу.

— А с кем ты встречаешься? Я думала, ты поговорил со всеми, кого удалось достать.

Никитос мешкает, но всё же отвечает:

— С Настей. Она сегодня прилетает из Лос-Анджелеса. Её вызвали для дачи показаний, она же числится владелицей «Питерстроя».

— А почему её не арестовали? — интересуюсь я. — Всех причастных задержали, а её нет.

— Ян, в полиции не дураки работают. Понятно же, что она не имеет отношения к коррупции. Просто выполняла распоряжения отца. Хочу с ней кое-что обсудить и, так сказать, поставить жирную точку.

Я молитвенно складываю ладони:

— Никита, прошу, возьми меня на встречу! Мне очень нужно задать ей несколько вопросов. Ну, пожалуйста, возьми меня с собой!

— Ладно, — соглашается он. — Но ты будешь говорить, только когда я разрешу. Согласна?

— Согласна!

— И надень одежду, в которой не будет виден твой живот.

— Он у меня не виден!

— Виден.

***

Настя выглядит совершенно иначе, чем в первую нашу встречу. Она сняла наращенные волосы, ресницы и ногти. И даже как-то губы сдула или, по крайней мере, перестала рисовать контур так агрессивно. Теперь у нее миленькое каре русого цвета, незаметный макияж и короткие натуральные ногти. Хорошенькая девушка, да вот только жестокая.

— Привет, подельники, — говорит она, заходя в кафе и подсаживаясь за наш столик.

— Привет, — отзываемся мы с Никитосом.

— Тебя не узнать, — добавляет Никитос. — Сильно Америка тебя покорёж… изменила.

— Да вы тоже не остались прежними, — парирует Настя. — Ты похорошел, молодец, больше не похож на пожилого хомячка, а вот Яночку разнесло, как на дрожжах.