Измена по контракту (СИ)

— Потому что Влад разбил сердце мне, а Яна разбила сердце ему.

— Я разбила ему сердце? — удивляюсь я. — В каком смысле? С чего ты взяла?

— С того, что он звонил мне в Америку и просил номер твоего телефона.

— Что? Когда?

— Не помню, ещё в июне.

— И ты дала ему мой номер?

— Да. Он очень убедительно просил.

— Ох, — вспоминаю я, — у тебя же был мой рабочий номер! Я вернула симку Никите, когда увольнялась. Если Влад мне и звонил, то не дозвонился…

Настя пожимает плечами. Ей всё равно, дозвонился до меня её бывший муж или нет. А Никите явно не всё равно.

Он говорит:

— Вот и замечательно, что не дозвонился! И фамилии он твоей не знает, так что в соцсетях не найдёт. Мы правильно сделали, что подстраховались! Как справедливо заметила Настя, лишние проблемы никому не нужны, ты со мной согласна?

Я киваю.

Мне бы не хотелось, чтобы Влад звонил мне и рассказывал, как я ему испортила жизнь и как он меня ненавидит. Я беременна, мне нужны спокойствие и положительные эмоции. Никита чувствует, что я взвинчена, и накрывает мою руку своей. Меня успокаивает этот жест.

17. Влюблённый

Влада освобождают. Не под домашний арест, не под залог или поручительство, а — совсем, окончательно. Он больше не подозреваемый в соучастии в преступлении! Он свидетель.

Влад выходит из здания суда вместе с Никитой. За оградой их поджидает толпа журналистов. Я почти не слышу вопросов, которые они задают, потому что жадно рассматриваю родное лицо на экране компьютера. Надо работать, но как оторваться от просмотра новостей? Влад похудел, волосы отросли и падают на лоб, кожа ещё белее, чем обычно, только на скулах горят алые пятна. Переволновался.

— Господин Хлебников, как вам удалось убедить судью в невиновности Влада Дроздова?

— Без комментариев.

— Какое наказание грозит Одоевскому? Его посадят или отпустят на свободу? Как долго будет продолжаться чиновничий произвол?

— Без комментариев!

— Господин Дроздов, вы знали, что ваш отец — вор?

— Мой отец не вор! — не выдерживает Влад.

— На счетах его компании скопились миллионы долларов, которые он украл у государства вместе с подельниками!

— Я ничего об этом не знаю! У отца была одна квартира, одна дача и одна машина. Всё! Больше у него ничего не было, он жил на зарплату декана и гонорары от своих архитектурных проектов. Он был честным человеком!

— А сколько квартир и машин у вас? — не отстаёт репортер. — Может, он на вас их записывал?

— У меня? — переспрашивает Влад. — Да у меня вообще ничего нет! Я живу у друга и езжу на метро.

Никитос берёт его за локоть и рывком выволакивает из толпы. Иначе этот глупый мальчишка продолжал бы пререкаться с журналистами. А те и рады: тычут микрофонами прямо в губы, снимают крупным планом возмущённое лицо. А я любуюсь, бесконечно любуюсь им вместо того, чтобы обзванивать клиентов и подтверждать завтрашние посещения. Когда Влад скрывается в машине Никиты, и они отъезжают от суда, на улицу выходит Настя, и вся журналистская братия с микрофонами наперевес бросается к ней. К счастью, у неё есть адвокаты и, кажется, даже охранники. Интервью Настя не даёт.

— Ну что, всем позвонила? — спрашивает Зара Давидовна, заглядывая в кабинет.

— Ой, нет ещё. Я сейчас…

Она заглядывает в компьютер, я не успеваю свернуть окно.

— А, взяточники-коррупционеры? — комментирует моя начальница. — Надеюсь, их всех посадят. У нас около дома асфальт просел, три года стоит лужа — ни проехать, ни пройти. Писали уже в комитет по благоустройству, а им хоть бы хны! Вообще работать не хотят, зато воруют в три горла.

Я вежливо киваю. Я тоже думаю, что взяточников надо сажать в тюрьму. Одоевского и Грушина, например. Лично мне они ничего плохого не сделали, но Владу испортили жизнь. Не только отобрали компанию, но ещё и очернили память отца. Лучше бы Влад ничего не знал, а то теперь и мать — бессердечная стерва, и отец — вор. Про жену и любовницу и говорить нечего.

Вечером за мной на работу заезжает Никита.

— Я заказал столик в рыбном ресторане, — сообщает он. — Как ты относишься к морепродуктам? Мидии-креветки, крабы на гриле. Не хочешь отметить завершение дела?

Он говорит «завершение дела», а не «освобождение Влада», как будто пытается убедить меня, что всё завершено и погребено в прошлом. Вот только я беременна от Влада, и для меня ничего не завершено и ничего не забыто, хоть я и пообещала всё забыть.

Мы едем в пафосный ресторан, в котором я ни разу не была. Никитос заказывает огромное блюдо морепродуктов на двоих. И бутылку шампанского для себя. За ужином я пытаюсь выведать подробности сегодняшних слушаний, но ничего интересного Никитос не рассказывает. Обходит эту тему стороной. Он говорит о том, что его заметили другие юристы и кое-какие клиенты. Возможно, он возьмёт новые заказы, но не как юрист-детектив, а как адвокат.

— Это хорошо? — рассеянно спрашиваю я. — Ты этого хотел?

— Заниматься адвокатской практикой? Да, я хотел. Возможно, пришло время.

Я киваю, потому что не знаю, что ответить. Хочет — пусть занимается, мне-то что? Но поблагодарить я его обязана. Если бы не он, Влад до сих пор бы сидел в СИЗО.