Измена. Право на истинную (СИ)

Стискиваю зубы, сбрасываю заговоренный шелк, и с меня словно кожу содрали наживую с кусками мышц. С криком падаю на колени, ослепнув от боли, в которую ухожу с головой на несколько минут.

— Милостивая Луна… — очухиваюсь на спине и сглатываю. — Стоило предупредить…

— Я предупреждал.

Зверь предпринимает попытку прорваться, но я сжимаю кулаки и с рыком стискиваю зубы, не позволяя ему взять под контроль даже мизинец на ноге:

— Она будет рядом, но на моих условиях.

Глава 20. О, нет...

— Господин, охотники вернулись… С вашей супругой…

Я и так это знаю. До меня долетает обрывки ее ярости, ненависти и звериного отчаянья вместе с тихим поскуливанием.

В приемную залу двое охотников втаскивают Илину. На морде намордник из железных прутьев. Глаза бешеные, вся пасть в кровавой пене, лапы закованы в цепи. Дергается, рычит и беснуется. Белая шерсть в багровых разводах.

— Это ее кровь? — спрашиваю я, перекатывает в кулаке два золотых шарика, которые сдерживают моего волка.

— Нет, — отвечает один из охотников, а другой несет мне корзину, накрытую шерстяным одеялом. — Нам пришлось ее отбить от дикой стаи, Дуглас и Валис тяжело ранены. Это их кровь.

В корзине скулят, кряхтят и фыркают, и у меня хрустит позвонок за позвонком болью. Охотник ставит корзину у моих ног, и откидывает одеяло. По моему лицу пробегает болезненная судрога. Два белых слепых волчонка тыкаются друг в друга в поисках материнской груди. Они голодны, напуганы и зовут маму.

Илина рычит, дергается в желании разорвать цепи, и я прячу золотые шарики в карман, глядя в ее желтые дикие глаза.

— Вот вы и дома, моя милая.

Наклоняюсь к корзине и аккуратно подхватываю волчат, в которых чую только звериную кровь. Два мальчика. Разевают беззубые пасточки, скулят, и их мать клокочет в бесполезных попытках освободиться. Как же больно видеть в своих сыновьях лишь слепых зверят.

Мне на колени накидывают зачарованное полотно, в которое я торопливо кутаю волчат, но ничего не происходит. Лишь их поскуливание становится громче и отчаяннее.

— Я предупреждал, что может не сработать, — раздается хриплый голос Мариуса из темного угла в глубине зала. — Они не прожили с матерью первого оборота в утробе, Ивар, и были рождены волчицей.

Закрываю глаза и медленно выдыхаю. И сейчас я борюсь не со зверем, а с самим собой в желании свернуть Илине шею, но толка от этого никакого не будет, ведь истрачу свой гнев лишь на дикую тупую волчицу, которая и не поймет ничего.

— Мариус… — хрипло шепчу я.

Он выходит на свет с шелковой тряпкой в своих тощих руках. Черный балахон, жидкие седые и сальные волосы, блеклые глаза.

— Миледи, может вам все же показаться, — спрашивает он Илины, которую сотрясает рык и злоба. — Ну, как хотите…

Накидывает шелковое полотно на Илину, но золотые нити не вспыхивают чарами, которые бы вытянули эту капризную и упрямую дрянь из волчьей шкуры. Рык, рев, клекот, но человек так и не просыпается под гнетом зверя.

— Прекрати! — Мариус садится на корточки перед Илины, обхватывает ее морду ладонями и встряхивает, вглядываясь в ее глаза. — Твое упрямство дорого обойдется твоим детям и тебе самой!

А после зачитывает шепотом наговоры, но история повторяется. Ничего не происходит. Илина из-за своей тупости и слабости позволила зверю завладеть ею, а ему и дела нет до чар, которые предназначены для человека.

— Госпожа, — в залу врывается бледная Лида, служанка Илины. — Милостивая Луна!

Расталкивает охотников, отпихивает Мариуса и решительно сдергивает с Илины шелковое полотно:

— Милая моя!

С ужасом осматривает окровавленную шерсть, касается цепей и намордника, игнорируя хриплый рык, и оглядывается. Ее глаза округляются, когда она замечает на моих руках двух попискивающих волчат:

— О, нет…

Несколько секунд оторопи, и она шепчет:

— Они голодные, Господин. Они должны быть с матерью. Им же от силы несколько дней. Не будьте так жестоки.

Встает, подплывает и мягко забирает из моих рук волчат, а я хочу разнести здесь все в щепки. Стал отцом, а радости нет. Только злоба и отчаяние.

— Госпожу в покои, — Лида заботливо прижимает к груди волчат. — Я ею займусь.

— Да она тебя сожрет, куколка, — снисходительно хмыкает Мариус.

— Пусть так, — шагает мимо. — Но перед этим я попытаюсь ее накормить, вымыть и привести в порядок. Шерсть у нее вся в грязи и колтунах.

Глава 21. Верните Госпожу!

Что это странная девица ко мне пристала? Залезла в мое логово с мокрой тряпкой и морду протирает:

— Перед сном надо умыться, Госпожа.

Руки бы ей откусить, но нет в ней агрессии или желания навредить.

— Ну, не рычите… Я же знаю, что вы меня все равно не укусите. И вам, я смотрю, понравился шатер из одеял и подушек, да? Так…

Тянется к волчатам, и я скалю зубы. Не трогай. Они мои.

— Спокойно, — всматривается в глаза. — Их тоже надо приучать к гигиене, Госпожа.

Протирает их мордочки и шепчет:

— Мои сладкие пирожочки, Госпожа, — и вновь всматривается в глаза. — Я бы хотела знать, какие бы вы им имена дали.

Она меня утомила, фыркаю ей в лицо и облизываю волчат, которые тихо ворчат и зевают.