Измена. Право на истинную (СИ)

Волчат фыркают, проспыаются и поскуливают. И глазки они, похоже, открыли совсем недавно. Голубые, как у отца, и я закусываю губы, чтобы не заплакать от отчаяния и умиления.

— Вас вернули, Госпожа, чтобы ваши дети не остались дикими волками.

Аккуратно подхватываю волчат на руки, вглядываюсь в их хорошенькие мордочки, и они зевают, раскрывая свои розовые пасточки. Двое.

— Милостивая Луна, — шепчу я и прижимаю волчат к груди.

Такие теплые, мягкие, уютные и мои. Мои. Волчица настороженно затихает. Я признала ее волчат, и готова жизнь за них отдать, как и она в свою очередь. Хочу скрыться в логове, но Лида шепчет:

— Госпожа, может, лучше на кровать?

Помогает мне встать, продолжая лить слезы, обнимает меня и опять всхлипывает:

— Я так рада, что вы вернулись…

А после кидается к шалашу. Срывает одеяло и возвращает его на кровать. Затем решительно бросает к нему подушки:

— Вот так.

Подводит меня к кровати, укладывает и накрывает меня с волчатами одеялом. Гладит по голове, а затем и вовсе целует в висок. Вот это да. Моя служанка, которая всегда держала со мной дистанцию, внезапно проявила ласку и дружескую симпатию.

— Я скучала. Если бы вы не вернулись, то я с вами бы в лес ушла.

— Зачем?

— Жила бы в хижине отшельницей и ждала бы, что однажды ко мне в гости прибежит белая волчица.

— Пришлось бы прибегать с зайчиком, — вздыхаю я, — а то отшельница бы умерла с голода.

Лида смеется сквозь слезы, шмыгает и убирает локон волос за мое ухо.

— И… Ивар… вернулся… Да? — тихим и слабым голосом спрашиваю я.

— Да, он первым и вернулся, — отрешенно отвечает Лида, — и только потом вас охотники с сыновьями притащили. И вы некоторых хорошо так погрызли.

Ивар сдержал свои угрозы, что вернется в самый внезапный и неожиданный момент. Странно, что на цепь не посадил, как обещал мне в том разговоре в карете.

— И, наверное, выгонит он меня, — шепчет Лида.

— Почему?

— Я ему лишнего наговорила, — отвечает едва слышно. — Была очень резкой, грубой и честной, но…

Муторно. Ко мне вернулись мои воспоминания о его предательстве. Яркие, сочные и во всех подробностях. Одно дело на словах узнать, что твой муж имеет с чародейкой связь, а другое — увидеть все своими глазами. Закрываю глаза, прижимаю себе ворчливых волчат и выдыхаю. Мне сейчас не об интрижке Ивара надо думать, а о сыновьях, которые тыкаются в меня холодными носами и сердятся. Кажется, это мама, но какая-то другая. Где теплый мех, где язык и ласковый рык?

— Маленький ежик засыпает в лесу, — шепотом запеваю я с закрытыми глазами.

Есть, конечно, в волчьей жизни своя волшебная и дикая романтика, но моя волчица не смогла удержать возле себя Лунного Когтя и теперь, когда очнулась, беготня по лесу под звездами и луной не так меня манит. Я хочу услышать крики своих детей, коснуться их пальчиков, увидеть их улыбки и дать имена.

И не так я хотела стать матерью. Пробыть в беспамятстве, родить волчат и потом вернуться в слезах и криках, обожженная темными воспоминаниями. И меня впереди ждет встреча с Иваром. И раз он не отпустил злую волчицу с волчатами в лес, то не намерен отказываться от сыновей. Да, он меня не любил и я для него была обузой, однако он желал наследников.

Я могу сейчас вновь уйти под тень волчицы, чтобы у его сыновей и шанса не было стать оборотнями, но меня накажут за мое упрямство. И имею ли я право лишать своих крошечек отрастить пухлые ручки и ножки? Кем я тогда буду? Идиоткой, которая станет мстить мужу через детей?

— Укрылся листочками, — шепчу в темноте, сдерживая тихой колыбельной волчицу, — и сладенько спит…

Сквозь сон слышу, как Лида просит ее выпустить, как поскрипывает дверь и как шушукаются обеспокоенная стража. Когда она шепчет, что госпожа вернулась, я улавливаю в их выдохах облегчение, но с поста своего не уходят, ведь лишь от Альфы должен поступить приказ оставить леди и ее милашечных сыновей без присмотра.

Меня будит покряхтывание, которое перерастает в рык и громкое поскуливание, которое дрожит болью и страхом, и затем раздаются надрывные крики и возмущенный плач. Я сама вскрикиваю, потому что судороги первого оборота перекидываются и на меня.

В окна бьет солнечный свет, и сбрасываю одеяло. На мятых простынях лежат пухлые малыши с белой шерсткой на ушках и щечках. Орут, открывая рты, сучат ножками и по их щекам текут слезы.

— Милостивая Луна, — в дверях стоит Лида с подносом, — это случилось… — округляет глаза и смеется, — случилось! И орут-то как! Один громче другого!

Глава 29. Я пытался

— И каково оно, — хрипло спрашивает Вестар, — быть отцом.

Это забавно, что в момент растерянности и дикой усталости я спустился в подземелье к брату, которого запер на тяжелый замок. С удобствами, конечно, запер. В его камере и кровать с простынями, бархатные подушки, свечи в изящных подсвечниках, ковер и даже гобелен на стене. Хотел его кинуть в тесную и темную каморку, но решил, что вся эта роскошь будет для него издевкой.

— Раз молчишь, то тебе роль отца не очень, да? — Вестар сползает с кровати на ковер.

— Я еще не понял.