Измена. Во власти лжи (СИ)

Я отдалённо понимал головой, что Есения не докажет, что я спал с Ладой. Лада не докажет, что я с ней спал, и в этот момент я с какой-то фатальной обречённостью понял, что и я нифига не докажу, что я ни с кем не спал, но все мысли отошли на дальний план, когда я увидел скривившееся от боли лицо жены, и то, что она оступилась.

Я дёрнулся наперерез, стараясь перехватить её.

В этот момент леденящий душу крик раздался от двери.

— Ты же обещал, — Тимур смотрел на меня расширенными от ужаса глазами, в них было столько злобы, столько осуждения, что меня самого чуть не подкосило, но я успел долететь до Еси и перехватить её за талию.

Жена тяжело дышала, туго сглатывала.

Я понимал, что что-то пошло не по плану, что-то было нарушено в течении беременности.

Я начал рычать, бросаться угрозами тупо от бессилия, от того, что я не совсем понимал, что мне надо было делать. Но все-таки в крике сына о том, что Еся в родах была своя польза, меня переключило, тумблеры сработали, правильно.

Я подхватил жену на руки и дёрнулся в сторону, рявкнул на Ладу, теперь я её точно уволю. Мне будет вообще абсолютно плевать, что скажет её папочка, который со мной работает и с которым у меня общие контракты, я на такое дерьмо не подписывался. Ей нужна была какая-то работа для того, чтобы не выглядеть полной содержанкой на обеспечение отца. Но на вот это дерьмо я не подписывался, работу я дал, место хорошее дал. Она по факту не сильно-то перенапрягалась, но такого свинства я не потерплю.

Когда я с трудом погрузил Есению в машину, у меня руки задрожали, я не понимал, как будет дальше развиваться ситуация, но что-то шло не так.

Когда схватки начались с Тимуром не было у бывшей жены такой реакции. Она просто встала, сходила в туалет, потом вернулась и тихо произнесла:

— Рус, у меня отошли воды.

Сейчас какое-то дерьмо происходило, потому что это не было похоже на привычное течение родов. Такое чувство, как будто бы все резервы организма были направлены на то, чтобы как можно быстрее ребёнок родился, и это нихрена не успокаивало. Я летел, собирая все красные светофоры, и мне казалось один черт, я не успевал.

— Еся, держись, держись, девочка, — шептал я понимая, что паника у самого затапливала разум. Мы уже один раз проходили ад, я боялся повторения. Это смешно слышать от взрослого сильного мужика, но я реально боялся повторения. Потому что, когда произошёл выкидыш, я не понимал, чего ожидать от жены, мне казалось, что в какой-то момент она просто тупо может выйти в окно. А если сейчас что-то случится, Есения точно не переживёт. Мне останется только нанять хреновую тучу сиделок и надсмотрщиков, потому что Еся это не переживёт, не когда ребёнок уже должен был родиться.

Да кого я нахрен обманываю, я сам этого не переживу, потому что я чувствовал безумную вину перед женой за то, что вовремя ничего не рассказал, но я ей не мог рассказать, прийти, пожаловаться о том, что знаешь светский мир, немножечко не такой, как обычный. И меня задрало, что мне по три раза за вечер приходится кого-то отшивать, поэтому я себе вот взял секретаршу, которая временно меня сопровождает на все такие мероприятия тупо, чтобы охотниц за баблом отпугивать. Нет, Еся бы такого не поняла, а её я никуда уже не мог брать с собой, я реально боялся, что какая-то лишняя встреча, может быть, неприятный разговор могут спровоцировать необратимый процесс.

— Держись, девочка моя, держись, держись, моя хорошая, — причитал я паркуюсь напротив входа в больницу. Но Еся молчала, мне кажется ей даже говорить было больно. Поэтому, когда мы расположились в палате, я почти без слов понимал её, что надо подложить подушку под живот, что надо помочь переодеться. Я метался, как чумной…

— Больно… — шёпотом произнесла Есения, когда я искал, где лежала щапасная подушка, я не представлял, как сейчас будут проходить роды, будет ли кесарево или ещё что-то, но мы не планировали кесарево у нас по показаниям его не было, а Есения, которая корчилась от боли, скулила, старалась прижать колени к животу, я думал, что она не сможет сама родить, у неё тупо не хватит сил и даже на анестезию не стоит особо надеяться.

Я туго сглотнул.

— Пить хочу чего-нибудь холодного, холодного…

Когда я выскочил в коридор, увидел мать и Тимура, мать была бледная, как полотно, она только вздохнула, собираясь меня отчитать, но я качнул головой и быстро ринулся к стойке ресепшена. Мне принесли и лёд в стакане, и минеральную воду, и воду без газа. Все холодное.

Я быстрым шагом полетел обратно. И когда оказался возле палаты, то меня смяло волной паники. Наш лечащий врач, наш акушер с огромными глазами на пол лица вывозил каталку, на которой лежала Еся.

— Что случилось? Какого черта, — хрипло выдохнул я, выпуская из рук бутылки с водой, стаканчик со льдом.

— Все после, Рустам Булатович, все после, — отмахнулся от меня врач и покачал головой, — у нас нет никакого времени. Следуйте за мной.

Я дёрнулся. Мама перехватила меня за руку.

— Рустам, что происходит? Что будет? Почему так все произошло, что у вас там случилось?