— Тимур… — Протянула я низким хриплым голосом, вероятнее всего, от шока.
— Что, Тимур, что Тимур? — шмыгнул носом сын и провёл запястьем по губам. — Ты не спустилась посмотреть на торт, заказанный бабулей к выписке. Тебе без разницы, что в детской происходит, потому что ты люльку притащила себе. Ты как будто бы просто отгородилась от всех, закрылась, и тебе нет дела до того, что происходит дальше.
— Тим, мне сейчас на самом деле нет дела до того, что происходит.
— Ну, ведь… — Тимур тяжело вздохнул и дотронулся до меня кончиками пальцев, задел локоть, — но ведь так может произойти что-то совсем плохое?
— Наверное. Давай не будем об этом, — тихо предложил я и Тим, пожав плечами, заметил:
— Вот бабуля мне тоже очень часто говорит давай не будем об этом. И папа тоже так говорит, когда я спрашиваю а что теперь у нас будет? А уйдёт ли от нас Есения. А буду ли я опять переживать из-за того-то, что у меня снова отобрали мать.
До меня с каким-то шоком дошло, что фраза, брошенная Тимуром в тот момент, когда мы зашли в кабинет к Русу, означала не наличие любовницы, а означало расставание с близким человеком.
— В смысле. Ты разве?
— Ну, конечно. Я же спрашивал, почему у меня нет мамы, пока не появилась ты, но я тогда не помню. Но последний раз, когда я спросил, это было, наверное, ну, я, может, в классе во втором был. И тогда отец пообещал, что никогда больше такого не произойдёт, а я ему поверил, и поэтому, когда все это случилось, ну да, я только об этом и спросил, я только это и закричал, что, ну, он обещал, что больше такого не будет никогда. Я больше никогда не потеряю маму.
Мне стало совсем дерьмово, я не хотела дальше продолжать этот разговор, но, стиснув зубы и зажмурив глаза, я тихо произнесла:
— Ну неужели ты считаешь, что я действительно могла стать тебе матерью за эти годы?
— Разве нет?
Я шмыгнула носом, отвела глаза.
— Я знаю, что я неблагодарная свинюха, и я знаю, что я такой, потому что ты очень много мне позволяешь. Я такой, потому что я никогда не знал, что такое твоя нелюбовь. Я такой, потому что был очень долгое время единственным ребёнком, мне все разрешалось, и даже то, что не разрешала ты или папа, мне разрешала бабуля, или то, что не разрешала ты, бабуля, мне разрешал папа. И, ну да... Я не считаю тебя единственной матерью. Я считаю тебя просто матерью. То есть как можно разделить одна мама, вторая. Я просто считаю, что у меня есть мама и мама. Мама, с которой я живу, мама, которая меня растит, с которой я постоянно контактирую, которая ходит со мной в походы, занимается горнолыжкой, катается на коньках, которая ходит на мои собрания, которая вытирает мне разбитый нос. Есть мама, которая была раньше, та, с которой я вижусь несколько раз.
— Тим, это очень странный разговор…
— Наверное, — согласился сын и отвёл взгляд.
Его пальцы дрогнули и отдёрнулись от моего локтя.
— Зря я это начал.
— Нет, не зря ты правильно заговорил.
Тимур длинно шмыгнул носом, и я, поспешно взяв чайник, залила кипятком заварку, Тимур молча стоял, наблюдал за мной.
Кчай был готов, я обернулась и произнесла:
— Ну, я, наверное, пойду.
Тимур опять шмыгнул носом и кивнул головой, а когда я добралась почти до выхода из кухни, его голос, немного приглушённый, шелестящий, заметил.
— Он же соврал, да, я же потеряю маму, да?
Глава 48
Есения
Я не смогла ничего ответить Тимуру, потому что он же не глупый, он же умный мальчик, он все прекрасно знал.
Я просто вышла из кухни, дошла до своей спальни и, поставив на тумбочку кружку с чаем, села на кровать, обняла себя руками и, наклонившись, тихо заплакала.
А за окном ноябрь с его непонятным снегопадом, когда не определишь то ли снег, то ли дождь, то ли просто какая-то взвесь в воздухе, сменился декабрём. Который с самого начала показал буйный неспокойный нрав, поднимая в ночи в воздух белоснежных мух, которые по утру оседали на ветках деревьев, на моей маленькой теплице и на ступенях крыльца.
Я наблюдала за тем, как менялась погода, стоя опять-таки в своей спальне, на руках держа Матвея.
Все было неоднозначно, и наши разговоры с Русом сводились к тому, что мы просто уточняли друг у друга, как дела, точнее, он уточнял, а я из солидарности спрашивала его в ответ.
Но один раз он уточнил иное.
— Почему ты распродаёшь вещи?
Я не распродавала вещи. Я перебирала вещи и что-то выставляла на продажу из-за того, что, да, мне, вероятнее всего, понадобятся деньги. А сейчас был такой хороший повод.
— В половину из них я все равно не влезу, что-то уже вышло из моды, а что-то я ни разу даже не одевала, поэтому думаю, бессмысленно хранить целый гардероб почти неиспользуемого шмотья.
— Но ты же не думаешь, что тебе это ничего не понадобится?
Я пожала плечами и вздохнула.
— Если мне что-то понадобится, я же всегда смогу купить. А на данный момент там реально очень много вещей, которые я уже не одену никогда. Например, то платье из органзы и кристаллов сваровски, оно на меня при любом исходе не налезет.