По пути домой дед молчит, уставившись в окно. Лишь когда на горизонте маячит моя высотка, вздыхает так шумно и театрально, что сразу понятно — хочет что-то сказать, но спесь не дает ему заговорить первым.
— Что? — спрашиваю я.
— Тимофей поступил некрасиво, а ты, Давид, чем в таком случае от него отличаешься? Для чего взял Катю к себе, раз не хочешь на ней жениться?
— Вы так сильно переживаете за дочь, но не жалеете ее нервы. Она ведь у вас поздний ребенок? — решаю немного перевести разговор в другое русло.
Может, дед отвлечется и перестанет меня обвинять по второму кругу?
— Сорок лет мне было, когда Катерина родилась. А с ее матерью, Любашей, я сошелся в тридцать девять. Сразу свадьбу сыграли. Хорошая она была женщина. Жаль, покинула нас рано. А ты непорядочный человек, Давид. Нет у меня к тебе доверия.
Стискиваю зубы. Сбавив скорость, въезжаю во двор.
Припарковавшись на своем месте, поворачиваюсь всем корпусом к деду, который гордо вздернул нос.
Вот смотрю на него и думаю: кто сейчас сидит передо мной? Отец Кати. И в тоже время он мужчина, а не женщина, в общении с которой я, так или иначе, должен был подбирать выражения.
— Можно подумать, ты за те тридцать девять лет только книжки в библиотеке читал, ходил исключительно от работы до дома, а вместо развлечений посещал кружок по интересам для девственников! — говорю я.
— Чего? — таращится дед.
— А ничего. Ты эти сказочки для Кати оставь, а я в них ни за что не поверю. Да и с Любашей своей ты будто до свадьбы только за ручку держался. И еще скажи, что после ее смерти в узел себе завязал и ни на одну женщину не полез.
— Ну-ка замолчи! — шипит дед. — Не смей очернять имя моей покойной жены. Наглец!
— А я не очерняю. Это ты уже надоел унижать Катю и оскорблять меня. Хорошо, наверное, прожив столько лет, рассуждать тут про благочестие. Да я по глазам твоим вижу, что ты большую часть жизни по сеновалам и по кустам в своей деревне пробегал. Катя в то время еще маленькая была и не догадывалась, а потом в город уехала учиться.
Дед покраснел, вспотел весь. Его глаза налились кровью.
Это слишком бурная реакция на слова, которые могли оказаться ложью.
Если бы я не угадал, дед, скорее всего, назвал бы меня басурманином, наглецом или придумал другое оскорбление.
— Да я тебе! — замахивается.
— Уймись и перестань проецировать свои темные грехи молодости на нас, — перехватываю его руку и опускаю. — Вопреки всему ты воспитал порядочную и достойную дочь. Я не собираюсь просто пользоваться Катей.
Тянусь к бардачку и достаю ювелирную коробочку. Открыв ее, показываю деду кольцо.
Я купил его давно, потому что все уже для себя решил. Но я жду момента, когда Катя будет готова к моему предложению.
— Так почему же ты не женишься на Катерине? — изумившись, спрашивает дед.
— Она станет моей женой. Так что можешь больше не орать. Это случиться, когда захочет Катя. А сейчас ты закроешь рот и извинишься перед ней. Катя тебя очень любит, трясется, волнуется. А ты, ее отец, взрослый человек, издеваешься над ней. В ноги побежал кланяться Тимофею, я уже не говорю об эпитетах в мой адрес. Стыдно должно быть.
Глава 33
Катя
Их так долго нет…
Не нахожу себе места, нарезая по квартире круги. Я пробовала позвонить Давиду, но он забыл телефон дома.
Облегченно выдыхаю, когда слышу долгожданные шаги в прихожей. Метнувшись туда, встречаю Расулова. Он выглядит спокойным, что меня немного успокаивает. Вслед за Давидом понуро в квартиру входит отец. Виновато посмотрев на меня, вполголоса говорит:
— Прости меня, дочка. Что-то я перегнул… Наверное, от старости шестеренки в голове стали барахлить.
— Ну что ты такое говоришь, папа? — подхожу к нему. — Разве ты старичок? Ты еще ой какой молодой!
Я первой обнимаю отца.
Давид молча наблюдает за нами, выждав, предлагает:
— Может, все-таки позавтракаем? Правда, кофе нужно варить заново. Этот наверняка остыл.
— Я все сделаю! — бойко беру инициативу. — Так что, дорогие мужчины, проходите, пожалуйста, к столу.
Как же я благодарна Давиду за то, что вернул папу. Расулов не бросает слова на ветер.
За завтраком во мне пробуждается здоровый аппетит, а вот отец вяло ковыряется в тарелке с моей разогретой картошкой.
— Пап, все нормально?
— Да-да, доченька.
Перевожу взгляд на Расулова.
— Давид, а о чем вы разговаривали с папой, если не секрет?
— О жизни, Кать, о делах.
На этих словах папа кашляет, будто поперхнулся.
— Давид проницательный человек, — заявляет отец. — Но ему бы подучиться манерам.
— Да нет, Алексей Геннадьевич, я школу жизни прошел на отлично и четко понимаю с кем и как нужно говорить.
Я хмурюсь:
— Точно все нормально?
— Все хорошо, дочка, — спешит с ответом папа. — Все замечательно. Я проведал тебя, душу отвел, теперь можно и обратно ехать.
Давид облокачивается на стол.
— Отчего же так быстро? Можете оставаться здесь сколько угодно. Я чертовски гостеприимный.
— Без меня огород в деревне зарастет бурьяном. Не могу я без дела прохлаждаться. Но я вернусь. На вашу свадьбу.
К полудню Расулов уезжает на работу.
Я, раз отпросилась у Кирияновой, решаю побыть немного с папой.