– Оль, скажи, ты устаешь от своих детей?
– Конечно! – ни на секунду не задумываясь и не вкладывая в свои слова и доли трагичности, ответила та и полезла в шкаф за солью.
– Ты так легко об этом говоришь… – Ленка удивилась и даже как-то немного обиделась за племянников.
– А что в этом такого? Мне кажется, это очень нормально – уставать от суеты и постоянных забот, заботы о собственных детях – это все равно заботы.
В Ольге действительно не было и тени раскаяния. На долю секунды Ленке вспомнилась Маша, подпрыгнувшая от возмущения от такого вопроса.
– Знаешь, – Ольга повернулась к сестре и хохотнула. – Больше всего я уставала, когда у нас был еще один Мишка. Временами мне казалось, что я вот прямо сейчас лягу и умру от недосыпа и усталости. Мне сейчас вспоминается, что я все время ныла. В зеркало не смотрелась, потому что за собой не следила, помыть голову было за счастье. С Олегом ругались, наверное, каждый день…
– Вы ругались с Олегом?! – поразилась Ленка.
– Конечно. Мы и сейчас ругаемся, мне кажется, ругаются в любой нормальной семье.
Ольга была спокойна и весела. А Ленка – в недоуменном удивлении, но записала в блокнот: «Ругаются!!!! Не забыть спросить!!!» – и на время забыла об этом.
– Продолжай!
– Ну и вот. О чем я? Ах, да! Ругались с Олегом. Я ныла. Мне было тяжело. Я видела, что он старается терпеть, как-то оправдывает меня в своих глазах, но мне этого было мало… А чего мне надо было – я не понимала. Да и сейчас не понимаю. Наверное, чтобы он меня жалел постоянно. Не знаю. Пеленать и кормить ребенка я бы ему все равно не доверила. Гулять он и так с ним гулял, когда мог… Ну и вот. И однажды – так хорошо помню этот день – у меня с утра было хорошее настроение, весна была, солнышко в окно светило. И я подошла к зеркалу, посмотрела на свое серо-зеленое лицо и знаешь, что поняла? Что меня вот это нытье затягивает. Что я становлюсь не я какая-то. Что я – другая, жизнерадостная, веселая, мужа люблю безумно. И так четко увидела, что со стороны я выгляжу совершенно потерянной, неухоженной, мрачной тёткой. И вот это оправдание: у меня же маленький ребенок – оно такое… условное что ли. Лень это всё. И я, Лен, так явно это поняла, как озарение. И сразу все в голове у меня сложилось: как постричься, какую зарядку дома делать и когда, в какие дни маму вызывать, чтоб с Мишкой посидела, а мы в кино сходили… И недосып, ну а что недосып, он проходит, да и спать надо раньше ложиться, а не в телевизор смотреть. И такой подъем был внутри! Надо же, так хорошо помню…
Ольга засмеялась, потом отвлеклась, чтобы перемешать в сковородке что-то скворчащее.
– И что? И вот прям сразу взяла и изменилась?
– Конечно, не сразу. – отозвалась Ольга буднично, не поворачивая головы. – Но я в себе это состояние душевного подъема пыталась сохранить, как барон Мюнхгаузен, ежедневно вытягивала себя за волосы из болота. Которое сама и создала, если разобраться. Постриглась тогда коротко, помнишь? Впервые в жизни, помнишь?
Ленка помнила, как ахнула, когда увидела сестру впервые без длинных волос, а с коротким стильным и так идущим ей каре.
– У подружки, кажется, взяла видеокассету с упражнениями Синди Кроуфорд. Мишка сидит в кроватке, а я на коврике перед кроваткой пыхчу, потом обливаюсь, ногами машу. Опять же, ребенка развлекаю. Мишке нравилось наблюдать.
Ольга снова засмеялась. А Ленка вспомнила, что Синди Кроуфорд сестра взяла именно у нее, потому что видеокассета полтора года пролежала на полке, Ленка так и не смогла себя приучить к регулярному самоистязанию.
– Самое главное, Лен, было упорядочить свою жизнь и усилием воли прекратить ныть, даже когда сильно хотелось. Зато. Знаешь, как Олег оценил? Он даже как-то вдохновился что ли, мне показалось, что и меня как-то немного заново полюбил. Многие женщины думают, что мужики ничего не понимают и не замечают. Но на самом деле, я давно это поняла, они гораздо тоньше все чувствуют и видят, ну, может, не все, но многие. И можно ему сто раз сказать, что я тебя люблю, но при этом выносить мозг. А можно про любовь не говорить, а просто беречь его и не ныть без повода.
– А по поводу? – поинтересовалась Ленка.
– По поводу можно, но один раз. Один раз – один повод.
– Это как?
– Ну, предположим, ребенок всю ночь не спал, ты не выспалась, и у тебя плохое настроение. И вот ты мрачная по дому ходишь и нудишь. Муж все понимает, тебя жалеет. Потом ребенок засыпает, и муж говорит тебе: ложись тоже, поспи. Но тебе же надо тут постирать, тут приготовить, тут еще что-то. И ты спать не ложишься, а устаешь еще больше и ходишь мрачная до вечера. И, думаешь, муж будет тебя жалеть в этом случае? Нет, он уже злится.
Для Ленкиной жизни пример был далек и непонятен, и Ольга увидела это на ее лице. Захихикала.
– Ладно, придет время – поймешь!
– Когда оно придет, это время, – вздохнула Ленка и подумала про Романа.
Ольга на долю секунды отвлеклась от плиты, пристально взглянула на сестру и, казалось, явно увидела на ее лице портрет того, о ком та подумала.
– Ну, а этот, твой… как его? Что там у тебя с ним?